– Это по-каковски?
– По-русски, иностранец!
Едва я развязал последний узел, Аня бросилась к убитым слугам Пикара – стала деловито забирать их пистолеты и заряды, обвешиваться ими по своим ремням. Я ей машинально помогал…
Отец и семенящий за ним Пикар дошли уже с пергаментом до поворота и уперлись в маленькую, как солдатская палатка, звонницу.
– Видимо, звонарь был верным человеком Беклемишева, – хмыкнул полковник. – И помог разобрать ночью стену и устроить тайник…
– Подымай выше, папа! – крикнул я отцу. – Если бы ты внимательнее изучал родословную, знал бы, что боярин Беклемишев дружил с итальянцем Гвидчардини, одним из первых зодчих Китай-города.
Последний измерительный шаг и… они уже под крышей часовни.
Так же, как и хозяин, стреноженный последний подручный Пикара ломиком вывернул нужную плинфу.
– Здесь!
Вокруг нее уже руками вытащил подогнанные в стальные пазы еще три…
– Так… – Отец, подслеповато морщась, пробегал строки свитка под фонарем. – Теперь «змия надо попрать»!
– Что сделать? – переспросил Пикар.
– Ну… встать на него.
– А дальше?
Отец повертел еще так и сяк перед светом пергамент.
– Да я практически все дочитал… Далее нравственные наставления. Вроде цитат из «Домостроя»: «Мой истинный наследник жив, покуда поспешанию не служит. Не взойдет горе, пока злато течет…»
– Достаточно, – махнул рукой Пикар. – Ну-с, Шарль Луи, мой начинающий боярин…
Он подтолкнул вперед своего последнего солдата. Шарль занес ногу над углублением с формой, отлитой для человеческой ступни. В этой форме-ступне был вычеканен радостный дракончик.
Пикар пихнул солдата в бок, и Шарль поставил на дракона ногу. Потом встал в углубление весь.
В тишине раздался мерный скрип древнего механизма. Шарль плавно ушел по колено в стену. А зубцы перед ним поднялись… и запрокинулись.
Шарль и отец увеличили пламя в фонарях, подвинули их дальше. И открылся тайник!
Честно, не помню, в какой миг мы с Аней, как завороженные, приблизились к нашим старым гробокопателям, но увидеть это стоило!..
Без преувеличения «золотые горы» исключительно золотых (вот не было там ни одной серебряной!) монет тонкими змейками сыпались из полусгнивших мешков. Какие-то зубчики еще отгибались, лопасти с мешочками медленно вращались… Здоровенные рубины и шпинели вспыхнули впервые за три века в резьбе и литье своих обручей. Золоченые мечи и булавы в сапфирах и алмазах…
К сему сокровищу – от запрокинутых зубцов – вела теперь коричневая лестница из тонких итальянских кирпичей.
– Ну и предки у вас, сударь, – сказала мне Тася. – Со всей Руси в Москву тащили!
– А я тут причем?
– Яблочко от яблони… Только редкий скряга мог так написать: «Не взойдет горе, пока злато течет», – повторила она прочтенное отцом. – Фу!
– И не с Руси, а почитай, со всего мира, – ревниво поправил Анюту отец. – По легенде, Берсень Беклемишев контролировал весьма аппетитный отрезок Шелкового пути в прикаспийской степи…
– Точнее, грабил, – истины ради уточнил Пикар.
– И если бы Васко да Гама не открыл морской путь в Индию, – мечтательно продолжал папаша, – то, кто знает, как бы еще тут всё обернулось!
Грянул новый взрыв на Москве. Тася вздрогнула, будто от резкой боли. Плюнув на нас, развернулась и, такая маленькая и воинственная, в мужском польском наряде, вооруженная до зубов, побежала от нас по стене.
К стыду своему две секунды помедлив, я устремился за ней.
Люка дернулся было следом, но – не в силах оторваться от сокровищ – так и остался…
Он только крикнул мне вслед, как потерянный:
– Жан, я сейчас!.. я сейчас…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
…Прыгая через три ступеньки, я выскочила по витой лестнице из башни и побежала в полутьме вдоль стены на набережную. Кажется, так было ближе всего обогнуть китайгородскую стену и добежать до выстрелов…
Я почему-то точно знала, что там борются мои друзья – Андрейка, дед Митя, Фрол, Степан…
Но еще не миновала надвратную башню, как впереди суматошно затопал какой-то отряд. Я вжалась в стену, нащупала в кобуре пистолет.
Мимо пробежали двое в польской форме – с блеснувшими под луной вензелями, за ними пробежали в армяках…
Я крикнула:
– Андрей!
Бегущий отряд резко затормозил. Все тени, как одна, развернулись и превратились в деда Митю, Фрола… Оттолкнув их, подскочил Андрейка. Осчастливленный, схватил меня за плечи:
– Таська! Да где тебя носит?!
– Потом… Что у вас-то?!
– Пять башен и Ивановскую звонницу спасли, а две не успели…
– А храм Усекновения?
– Да кто у нас знает эту Москву?! – сердито закричал Андрей. – Веди, давай, куда нам дальше!..
Тут на него с разбега налетел мой «дон Жуан» и сразу вцепился в андрюшкин польский ментик.
– Ты с ума сошел – ее под пули отправлять?!
– Слышь, француз, – отбросил Андрей его руки, – не мешал бы ты нам родину защищать!
Он оттолкнул Ваню. Тут я быстро взяла в темноте Андрея за руку, и мы помчались вперед.
Ваня прежде всех догнал нас, даже перегнал и, развернувшись, заступил путь, и сам толкнул прочь от меня Андрея:
– А ты не мешай мне защищать мою невесту!
И тут он гордо взял на прицел пистолета каких-то перебегающих нашу дорогу солдат. Прикрыв меня собой. Но я только расхохоталась (конечно, получилось как-то дико), рывком развернув этого ловеласа к себе.
– Хо! Невесту?! Чего захотел! Ищи себе невесту в Париже!
Я толкнула Ивана так, что если бы его не поймали Фрол с дедом Митей – он летел бы до Москвы-реки!.. Я сразу побежала дальше по своему безотложному делу спасения Отечества. Мои ополченцы, все время вынужденные стоять и наблюдать эту, впрочем, весьма поучительную сцену, устремились за мной следом.
Я только услышала, как Андрейка, убегая, крикнул Ване (наверно, разведя руками):
– Извиняйте, барин! Се ля ви!..
Из дневника Жана Бекле
…Я уже в каком-то отупении сел там же, где стоял, – на обгорелую паперть некой спасенной, наверное, месяц назад от пожара французами церковки.
Вдруг вспомнилось, как мальчик и девочка, Ваня и Тася, семи и шести лет, заходят в сельскую церковь. Идут, рассматривая волшебную утварь, светлые большие иконы и потемневшие фрески на стенах…
