– Так. Родственники чего-то испугались и отступили. Лучше уж синица в руках, чем роскошный гроб на кладбище. Чего уж они там испугались – не знаю. Сам ищи, Мургенштайн. Успеха.
– Ладно. Спасибо.
– Слышь, Мургенштайн, а девчонка эта русская, похоже, в хорошее дерьмо вляпалась. Ты ей намекни, что если кто тревожить начнет, пусть отдает сразу, не раздумывает.
– Намекну.
Я бы отдала! Немедленно и в собственные руки того, кто требует, но что отдавать-то? Пойти туда – не знаю куда. Найди и отдай то – не знаю что. Несуществующие письма мученика Николая II? Дневник Марины? Неужели Елизавета Ксаверьевна подставила меня? Не может быть, не похоже на нее.
– А с твоей бабуленцией вообще ничего в схему не укладывается, – опять подал голос невидимый собеседник. – Может, русская дама передала твоей бабушке что-то ценное? А та – Бетси? Думай, Джон. Бывай.
Мур выключил мобильник и выразительно посмотрел на меня. Я ничего не ответила и молча слезла с подоконника.
От сквозняка дверь в спальню совсем открылась, стало холодно сидеть у окна. Когда я потянула круглую ручку, мне показалось, что от двери к темной лестнице метнулась тень, похожая на тень большой птицы. Заскрипели ступеньки, и я замерла, чутко прислушиваясь к сонной тишине несколько минут, но ничего не нарушало покоя старого дома, только слышен был шум вовсю припустившегося ливня.
* * *
На следующий день, спустившись к позднему завтраку, я узнала, что аэропорт не принимает самолеты из-за сильного дождя, но рейсы на вылет пока не задерживает. После наскоро проглоченной чашки кофе, Эд пошел собирать вещи, сказав, что попытается улететь сегодня днем или в крайнем случае вечером.
Дождь серой, скучной стеной лил за окном. Вацлав неподвижно сидел за компьютером, а Мур сначала перетаскивал тяжеленные короба с документами опять на пыльный чердак, а потом вышел зачем-то в поливаемый дождем сад. Но вот Вацек с хрустом потянулся и вытащил листок из принтера.
– Я отправил Максу копию иконы с портрета твоей Марины. Вот, пришел ответ…
Макс – мой двоюродный брат и страстный лошадник. Каждый раз, приезжая в Москву, мне приходится брать детей и тащиться с ними в Переславль в частные конюшни, где работает Макс. Насколько помню, кузен никогда не интересовался историей, разве только архивами разведения племенных орловских жеребцов, поэтому страшно удивилась словам Вацека.
– У Макса друг-послушник или что-то в этом роде при монастыре. – предвосхитил готовый сорваться вопрос Вацлав. – От него Макс получил информацию.
Я быстро пробежала глазами письмо кузена.
«Вацек, – писал Макс, – тебе необходимо приехать и переговорить с Александром лично. Он сейчас проживает в Дмитриевском монастыре, недалеко от нас. Икона написана в необычной манере, сказал он. Ты знаешь, как я далек от истории православия и, тем более, иконописи, поэтому из рассказа Александра понял два слова: икона нестандартная, почти еретическая, но тому есть причины. Если приедешь до конца месяца, Александр будет рад увидеться с тобой».
– На парадном портрете царицы – изображение еретическай иконы? – засомневалась я.
Но Вацек ничего не успел ответить, потому что в кухню ввалился радостный, промокший до нитки Мур.
– Я вспомнил, ребята, – весело возвестил он, вытираясь полотенцем, которое тут же поменяло цвет с нежно-оливкого на буро-коричневое. – В беседке, где прятался дедушка от болтливых подружек бабушки, есть что-то вроде шелтера. Там хранили садовый инвентарь, семена, мешки и прочую хозяйственную лабуду. Там же дедушка устраивал маленькие заначки шнапса. Бутылочки он упаковывал в миниатюрные деревянные ящички, в которых приносили рассаду…
– Ты думаешь, что один из ящичков будет заперт на замочек, к которому подойдет наш золотой ключик? – с сомнением спросил Вацек, посматривая на быстро синеющее окно.
Было всего около четырех пополудни, но от дождя казалось, что уже наступал хмурый осенний вечер. Под проливным ливнем, который никак не хотел заканчиваться, мы побежали гуськом в сад, пролезли в грязный шелтер, по-простому садовый сарай, и начали методично обшаривать его. Старые ведра, рассохшиеся скамейки, подмокшие мешки, угрожающе огромные пилы и молотки – все было в идеальном порядке разложено по полкам и нишам.
Мур раскачал несколько деревяшек на полу, пошарил и вытащил миниатюрную лопаточку.
– Хм, здесь нет ящичков, – доложил он и вытер мокрые руки прямо о джинсы.
– А должны были быть? – спросил Вацлав, клацая от холода зубами.
– Иногда дедушка прятал ящички со шнапсом под полом в этом шелтере, а иногда зарывал под старой магнолией, – ответил Мур.
– Зачем? – удивился Вацлав.
– Бабушка находила его заначки довольно быстро, но вот выкапывать ящик из-под земли все же не стала бы.
– Помнишь, где он копал?
– Естественно, – пожал плечами Мур.
Ребята переговаривались громкими голосами, и я попросила их говорить потише.
– Господи, – раздраженно воскликнул Вацлав. – Да кто нас здесь услышит в такой муссон?
Мур присел около каких-то ящиков с инструментами и неторопливо копался в них.
– Ну, – опять нетерпеливо завел Вацек, – мы пойдем выкапывать ваши письма из-под кустов или мне здесь до смерти мерзнуть?
Я попробовала уговорить ребят подождать до утра, но они и слышать ничего не хотели. И мы пошли, опять гуськом, дрожа от холодного дождя, в сгустившейся темноте к разросшимся старым магнолиям. Мур долго ходил от куста к кусту, а потом нерешительно остановился рядом с одним из них.
– Кажется, здесь, – неуверенно пробормотал он.
– Точно? – светя фонариком под куст и доставая лопаточку, ворчливо спросил Вацек. – Я не собираюсь уподобляться строителям египетских пирамид и копать ямы несколько десятков лет.
Мур ничего не ответил и тоже опустился на колени. Довольно энергично они принялись копать мокрую землю под ветвистой магнолией. Я светила им, ежась от ветра и холодных капель.
Через минут двадцать Мур приостановился и задумчиво сказал:
– Кажется, я ошибся кустом.
– Кто бы сомневался, – с отвращением пробормотал Вацек.
– Дай мне подумать, – бубнил Мур. – Точно помню, что магнолия росла около ограды…
– Ограда окружает дом по кругу, несколько сотен квадратных метров, – злобно высказался Вацек, отплевываясь от воды, – что-нибудь еще ты можешь вспомнить?
– Качели! – воскликнул радостно Мур. – Как я мог забыть! Качели поставили недалеко от куста. Рядом с ним должны остаться кирпичи, которыми укрепляли у основания чугунные ножки качелей…
– Чугунные ножки, – скривился Вацек, вытирая мокрое и грязное лицо.
– Точно, ограда, вторые ворота, которые заложили, когда устанавливали для меня качели, и еще бабушка разбила рядом огромную овальную клумбу, за что ее порицали все соседи, считая эксцентричной американкой. Хорошо помню, потому что клумбы должны были быть круглыми или квадратными.
