«А вот как, Аполлон, у которого на лице следы от ударов, которые он получил в кулачном бою от противников, особенно от бебрикийца Амика во время морского похода с Ясоном».
[219]
Самой подробной поэтической разработкой этого мифологического сюжета является, пожалуй, описание встречи Полидевка с Амиком в «Аргонавтике» Аполлония Родосского.
Драматическое напряжение зарождается и нагнетается уже в грозном обращении грубого и надменного царя бебриков к аргонавтам: своеобразная «психическая атака» на пришельцев (II. С. 11–16).
Максимальная детализация всех атлетических и просто бытовых подробностей в рассказе о самом агоне и предшествующей ему подготовке в очередной раз показывает читателю, сколь близки и знакомы все эти детали были не только автору, но и каждому эллину.
Выбрав себе жесткие ремни, вырезанные из бычьих шкур, и с помощью товарищей обернувши ими кулаки, бойцы изготавливаются для более чем бескомпромиссного поединка. Колебания и промедления тут неуместны, ибо один спешит проучить очередного «морского бродягу», а другой – не только защитить эллинскую честь, но и просто получить для себя и своих спутников возможность следовать дальше:
Сразу они, вверх подняв пред лицом свои тяжкие руки,
Бросились друг на друга, взаимно грозя своей силой.
Бебриков царь, как в море волна на корабль быстроходный
Тяжкая, вдруг ополчившись, бежит, а корабль не намного
От нее ускользает разумного кормчего знаньем
В тот самый миг, как прибой хочет о борт удариться с силой,
Так же с угрозой Амик Тиндарида теснил, не давая
Отдохнуть. Тот же, все невредим оставаясь, искусно
Ускользал от наскоков. И к ходу сурового боя
Присмотрясь, где бы ни был Амик иль сильней, иль слабее,
Всюду всегда свои руки с его сочетал он руками,
Словно как брусья ладьи, что гвоздям противятся острым…
[220] (И, 67–79)
И далее неожиданно следуют сравнения (мирные сравнения!) с работой умелых плотников – поэтический прием, который успешно применял еще Гомер.
Но напряжение агона нарастает:
…и скрежет зубовный
Не переставал, и они удар за ударом вслед слали,
Недохватка дыханья пока не сломила обоих.
(II, 82–84)
После этого агонисты вынуждены «взять тайм-аут». И этот, и последующие этапы схватки также описаны с предельным реализмом:
Ставши немного поодаль, с лица они стерли обильный
Пот, и с трудом они оба дыхание переводили.
Вновь затем поднялись друг на друга, быкам наподобье,
Что из-за телки, ярясь, рядом с ними пасущейся, спорят.
Тут поднялся вдруг Амик на кончики пальцев, весь кверху,
Как быкобойца, на длинных ногах подтянулся, и руку
Тяжкую над Полидевком занес. Но тот выдержал натиск.
Голову вбок отклонил и удар на плечо себе принял.
Сам же, на шаг один от врага отступив, со всей силой
Страшный удар нанес ему по уху, и раздробились
Кости. От боли Амик на колени упал. Закричали
Тут герои минийцы. Амик же с душой распростился.
(И. 85–97)
Весьма интересно, что далее греки в разгоревшейся битве с бебриками победоносно демонстрируют приемы не только кулачного боя, но и панкратия, и того, что сегодня мы называем «самбо». И это в определенной мере доказывает, что весь агонистический арсенал зародился не только на мирных игрищах, но и (в первую очередь) на войне. И вновь мифологические образы выступают на фоне реальных жизненных обстоятельств.
Среди анекдотов, приведенных Элианом, есть рассказ о локрийце Евтиме – тоже славном кулачном бойце, удивительном силаче. В легенде, между прочим, говорится, что «…Евтим положил конец бесчинству темесского героя, взыскивавшего дань с окрестных жителей. Придя в его храм, недоступный для посетителей, Евтим вступил в единоборство с героем и заставил его вернуть не только все, что он награбил, но даже больше».
[221]
Разумеется, слово «герой» здесь употреблено Элианом не в высоком, а в религиозно-иерархическом значении. Настоящим героем (в современном понимании) оказывается атлет, а его противник – откровенный разбойник.
В мифах этого цикла отражена вера народа в героев-защитников. Естественно, что в их роли выступают могучие и разносторонние атлеты. Здесь уместна, на наш взгляд, параллель с русскими былинными богатырями Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и многими другими.
Кроме того, эти мифы – символ постоянного превосходства греков над варварами: Геракл побеждает Антея, Тесей – Керкиона, Полидевк – Амика и т. д.
[222]
Иноземец никогда не побеждает эллина, ибо для мифа это противоестественно. Впрочем, и в действительности греческие отряды сравнительно редко терпели поражение от врагов. А в мифе следует искать связь с реальностью.
Эту же мысль четко высказал Плутарх: «Умолять и быть побежденным – дело варваров, а эллины могут лишь побеждать в сражении или умирать».
[223]
По статьям существовавших уставов иностранцы не допускались к участию не только в Олимпийских, но и почти во всех прочих играх. Отклонения от этого правила, как уже говорилось, были весьма редки, свойственны больше эллинистической и римской эпохам и чаще случались в колониях, а не в метрополии.
В Горгиппийском агонистическом каталоге победителей на празднике Гермеса (’Ερματα (Hermaja)) встречаются негреческие имена, а 14 участников имеют эти имена в качестве отчеств (В. Латышев, 1887; М. Кубланов, 1954; Э. Берзин, 1961).
М. Кубланов, например, говорит об этом как о незаурядном явлении: «…мы можем отметить для горгиппийских агонов любопытную и существенную подробность – допущение к священным празднествам не только эллинов, но и выходцев из местного населения. Это одно из проявлений своеобразия социального строя и культуры Боспорского царства как государства греко-варварского».
[224]
