В отрывке другого трэна
[345] говорится про относительность вообще всего, что может добыть себе на земле человек силой мышц и разума. Не стоит, дескать, трагически воспринимать жизненные неудачи, в этом нет смысла, ибо
Все неизменно приходит
К прорве – Харибде:
Доблести все и богатство.
[346] Эта мысль находится в определенном противоречии с двумя отрывками, что были приведены выше. Впрочем, очень трудно на основании фрагментов делать какие-либо безапелляционные обобщения.
[347]
И еще один отрывок из трэна,
[348] который словно продолжает, повторяет и развивает мысль Симонида о том, что тщета земных радостей и забот очевидна:
А неизбежная смерть одинаково всем угрожает,
Ибо тут равный удел ожидает и добрых, и злых.
То ли автор хочет успокоить скорбящих, то ли он задает недвусмысленный вопрос: а стоит ли стремиться стать «совершенным в отношении рук, ног и ума»,
[349] если всех ожидает одинаковый конец?!
Можно допустить, что не только разные жанры, но и необходимость писать на заказ были причиной настолько противоположных позиций одного и того же поэта.
Из мифологии Симонид позаимствовал для своих эпиникиев мотивы, касающиеся состязаний и физической доблести. Отсюда же часто пополнял он и арсенал художественных средств.
Так, например, тема Калидонской охоты нашла свое поэтическое воплощение у Гомера, Стесихора, в эпиникиях Пиндара и Вакхилида. Воспел подвиги Мелеагра и Симонид.
Благодаря Афинею
[350] сохранился отрывок, в котором всесторонне прославляется сила юноши,
…что копьем
всех победил в состязаньи,
Через бурный Анавр метнув из Иолка,
Дающего много вина.
И многозначительно добавляет:
Так пели людям Гомер и Стесихор.
[351] Ф. Шнейдевин
[352] не сомневается, что это отрывок из эпиникия. Т. Бергк
[353] не высказывается столь категорически. А. Ф. Семенов пишет, что «упоминание метания копья могло встретиться в любом стихотворении»,
[354]
По мнению Шнейдевина, это мог быть эпиникий по случаю победы в пятиборье. Строй данного фрагмента, упоминание метания именно в заключительной части стихотворения дает нам основание склониться к мнению Ф. Шнейдевина.
Повторяем, трудно составить точное представление о мировоззрении автора, оперируя лишь отрывками из его произведений. Но, впрочем, многие фрагменты настолько выразительны, что имеют вполне самостоятельное значение. В определенном смысле они закончены (если иметь в виду содержание, а не форму).
В произведениях Симонида есть немало расхождений с поэтическими взглядами Пиндара. К возможностям человека кеосец относится с большим доверием, чем фиванец. Но и у него встречается мотив зависимости смертного от воли (а вернее – своеволия) бессмертных. Богу все достается легко, а человеку – ценою огромных страданий.
[355]
Во всяком случае, совершенно очевидно, что Симонид видел идеал свободного эллина в полной гармонии тела и души. И отсутствие одного из этих двух компонентов никогда не может восполнить гипертрофия другого. В частности, поэт замечает:
Ведь и мудрость прекрасная ни к чему,
Если здоровья всеми чтимого нет.
[356] * * *
Эпиграммы Сионида, посвященные атлетам, содержат немало фактического материала, ибо являются большей частью надписями на статуях победителей или эпитафиями.
Чаще всего они содержат сведения трех видов:
1) имя победителя и название его родины; 2) место и вид состязаний; 3) перечень всех предыдущих побед или их общее и конечное число (если это эпитафия).
Поэтическое совершенство и разнообразие средств, применяемых Симонидом, оживляет эту, казалось бы, сухую агонистическую статистику. Наиболее интересны в этом отношении эпитафия аргивянину Дандесу, эпиграммы в честь славного Милона Кротонского, мальчика Феогнета, коринфянина Николада, родосца Касмила, Филона с Керкиры, сына Филона Диофанта и критянина Алкона.
Разнообразны виды состязаний, победителей в которых воспевает Симонид: Дандес победил на скачках, Феогнет – борец, Филон, Касмил и Алкон – кулачные бойцы, Диофант и Николад – пятиборцы. Главная идея большинства из этих стихотворных посвящений – слава, которую приносит победитель своей родине. Эту заслугу, это достоинство атлета Симонид (как и Тиртей и Ксенофан) ставит во главу угла.
Вот эпитафия аргивянину Дандесу.
[357] Еще до перечисления двадцати двух побед агониста на ипподромах Олимпии, Дельф, Истма и Немей поэт говорит, что это тот самый атлет, который:
…славную родину конной победой прославил.
По свидетельству Диодора
[358] и Евсевия,
[359] Дандес победил на 77-й Олимпиаде в 486 году до н. э.
А. Семенов, Т. Бергк и Э. Майнеке
[360] считают, что даже лишь пятнадцать побед, одержанных в Немее, – подозрительно большая цифра. Но эти сомнения беспочвенны. Мы уже писали об атлетах, которые завоевали награды значительно большее число раз.
[361]
