Барбикен и капитан Николь, безусловно, могли гордиться делом, которое они таким образом довели до самого конца.
Зачем не было здесь Дж.Т.Мастона? Он полюбовался бы прекрасным выполнением этой работы, выполнением, достойным тех точных расчётов, которые легли в её основу. Зачем он будет находиться так далеко-далеко, когда ужасный взрыв отзовётся эхом по всей Африке до крайних её пределов?
Вспоминая о Дж.Т.Мастоне, его друзья и не подозревали, что секретарь Пушечного клуба, бежав из балтиморской тюрьмы, не смел показаться в Баллистик-коттедже и вынужден был скрываться, спасая свою драгоценную жизнь. Они и не предполагали, до какой степени общественное мнение было возбуждено против инженеров Арктической промышленной компании, не знали, что, попадись они только, их зверски убили бы, четвертовали, сожгли на медленном огне. Поистине, счастье, что их выстрел будут приветствовать только клики одного африканского племени!
– Наконец-то! – сказал капитан Николь Барбикену, когда вечером 22 сентября они гордо взирали на завершённую работу.
– Да… Наконец-то!.. Уф! – И Барбикен с облегчением вздохнул.
– А если бы пришлось начинать сызнова?
– Ну что ж… Мы начали бы сызнова!
– Какая удача, – сказал капитан Николь, – что у нас есть этот чудесный мели-мелонит!
– Его одного достаточно; чтобы прославить ваше имя, Николь!
– Без сомнения, Барбикен, – скромно ответил капитан Николь. – Но знаете ли вы, сколько галерей пришлось бы пробуравить в склоне Килиманджаро ради той же цели, если бы у нас был только пироксилин, вроде того, который отправил наш снаряд на Луну?
– Не знаю, Николь.
– Сто восемьдесят галерей, Барбикен.
– Ну что ж! Мы пробуравили бы их, капитан!
– И понадобилось бы сто восемьдесят снарядов весом в сто восемьдесят тысяч тонн каждый!
– И мы тоже отлили бы их, Николь!
Вот и попробуйте убедить людей такого закала! Уж если эти артиллеристы облетели вокруг Луны, то они способны решительно на всё!
В тот же самый вечер, за несколько часов до срока, назначенного для выстрела, пока Барбикен и Николь занимались взаимными поздравлениями, Альсид Пьердэ в своём кабинете в Балтиморе вдруг яростно завопил, как настоящий краснокожий. Выскочив из-за стола, заваленного листами, исписанными алгебраическими формулами, он закричал:
– Мошенник Мастон! Ах, скотина! Ну заставил он меня посидеть над своей задачей! И как мне это раньше не пришло в голову! Клянусь косинусом! Если бы только знать, где он сейчас, я пригласил бы его поужинать, и мы выпили бы по бокалу шампанского как раз в ту минуту, когда будет палить его всесокрушающая махина!
Альсид Пьердэ испустил ещё несколько диких воплей, словно выиграв партию в вист, и прибавил:
– Нет, старик был не в себе, когда рассчитывал свою килиманджарскую пушку!.. А ведь это – условие sine qua non
[48]
или sine canon
[49]
, – как говаривали у нас в школе.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой население Вамасаи с нетерпением ждёт, чтобы Барбикен скомандовал капитану Николю: «Огонь!»
Был вечер 22 сентября – памятное число, от которого все ожидали не менее гибельных последствий, чем в своё время их ждали от 1 января тысячного года.
Через двенадцать часов после прохождения Солнца через килиманджарский меридиан, то есть в полночь, капитан Николь должен был собственноручно произвести вспышку у заряда своего ужасного орудия.
Надо заметить, что так как Килиманджаро отстоит на тридцать пять градусов к востоку от Парижского меридиана, а Балтимора на семьдесят девять градусов к западу от него, то между ними получается разница в сто четырнадцать градусов, а во времени – в четыреста пятьдесят шесть минут, то есть семь часов двадцать шесть минут. Следовательно, в тот миг, когда произойдёт выстрел, в столице штата Мэриленд будет пять часов двадцать четыре минуты пополудни.
Погода была великолепная. Солнце только что село. Небо над равнинами Вамасаи было совершенно чисто, и чтобы отправить снаряд в звёздное пространство, нельзя было желать ночи ни яснее, ни тише. Единственным облаком над Землёй будет искусственное облако от взрыва мели-мелонита.
Как знать? Может быть, Барбикен и капитан Николь сожалели, что не могли сами залезть в этот снаряд. За одну секунду они пролетели бы две тысячи восемьсот километров. Проникнув сначала в тайны лунного мира, они теперь изучили бы тайны солнечной системы, и притом при обстоятельствах чрезвычайно любопытных, свидетелем которых не был даже француз Гектор Сервадак, перенесённый на планету «Галлия»
[50]
.
Султан Бали-Бали и самые важные лица его двора, то есть министр финансов и придворный палач, а также все чернокожие рабочие, принимавшие участие в грандиозных работах, собрались посмотреть, как будет производиться выстрел. Однако, чтобы не пострадать от страшного сотрясения воздуха, все они предусмотрительно расположились в трёх километрах от галереи, пробуравленной в склоне Килиманджаро.
Позади них толпились тысячи туземцев, явившихся из Кисонго и других селений, лежащих в южной части страны, чтобы по приказу султана Бали-Бали присутствовать при этом изумительном зрелище.
От электрической батареи к взрывателю в глубине галереи тянулась проволока для передачи тока, который вызовет искру и заставит вспыхнуть мели-мелонит.
Для начала султан, американские гости и именитые люди столицы сошлись за столом. Угощение было прекрасное, и всё за счёт Бали-Бали, который не скупился на расходы, потому что их взялась оплатить Арктическая промышленная компания.
Пиршество, начавшееся в половине восьмого, закончилось в одиннадцать тостом Бали-Бали, провозглашённым за инженеров Арктической промышленной компании и за успех предприятия.
Ещё час, и изменение географических и климатических условий Земли станет совершившимся фактом.
И вот Барбикен, его товарищ и десять старших рабочих подошли к будке, в которой была установлена электрическая батарея.
Поглядывая на свой хронометр, Барбикен отсчитывал минуты; они тянулись как никогда, – каждая минута казалась ему вечностью!
Без десяти минут двенадцать. Барбикен и капитан Николь приблизились к аппарату, соединённому проводом с галереей Килиманджаро.
Султан и его двор стояли тут же, толпа туземцев окружала их всех огромным кольцом.
Выстрел надо было произвести, по вычислениям Мастона, как раз в то мгновение, когда Солнце будет пересекать экватор, по которому ему отныне надлежало всегда описывать свой видимый путь вокруг Земли.
