А потом, может, потому что Джекс любил меня – был влюблен в меня, – а я была влюблена в него, а может, просто потому что меня ранили и напичкали лекарствами, я заплакала.
Джекс пробормотал что-то прямо мне в губы и вытер мне слезы большими пальцами. Поместиться рядом со мной на койке он никак не мог, так что он сделал кое-что другое. Он придвинул кресло вплотную к постели, наклонился ко мне, обнял за плечи и положил голову на мою подушку. Через какое-то время слезы иссякли, и я улыбнулась ему. Сумев, наконец, поднять правую руку, я положила ее ему на шею и принялась играть с его спутанными волосами, пока Джекс в мельчайших подробностях рассказывал, как покажет мне, насколько он меня любит, когда я поправлюсь. Подробности были столь личными, что лицо у меня покраснело, как помидор, но – что уж там говорить! – мне было что предвкушать.
Шли часы, похоже, Джексу как-то удалось уговорить медсестер разрешить ему не покидать моей палаты. И я была счастлива от того, что он сидел рядом.
– Нам еще многое надо обсудить, – сказал Джекс, – но все это подождет, пока тебя не выпишут из больницы. Хорошо?
Он сказал мне уже все, чего я отчаянно желала, так что остальное уж точно могло подождать. Я кивнула и закрыла глаза – я устала. Мы оба устали. И вдруг вспомнила! Только сейчас, хотя и очнулась уже несколько часов назад.
– Господи! – Я снова попыталась сесть, но Джекс тут же поспешил опустить меня обратно на подушки.
– Что? – с тревогой в голосе спросил он. – Что случилось?
Я схватила его за запястье.
– Мама. Джекс, мама была там. Она была на парковке. Она пострадала?
Парень уставился на меня, а затем покачал головой и нахмурился.
– Там была Мона?
– Да! Она ждала меня на улице, но потом появилась машина и началась стрельба. Ее ранили?
– Так. Успокойся. – Джекс снова коснулся моей щеки. – Милая, я впервые слышу о твоей маме. Никто не знает, что она там была.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Погоди-ка. Она была там. Я с ней говорила. Она назвала меня малышкой. Джекс, она точно была там.
Парень молчал.
Мысли путались у меня в голове.
– Она была там, когда началась пальба, а потом я услышала, как отъезжает машина…
– Полицейские нашли брошенную машину в нескольких милях от бара, – подтвердил Джекс. – Не знаю, на кого она зарегистрирована, но они считают, что скорее всего тачка в угоне. Уверен, мы скоро узнаем все подробности.
– Но… почему.
Джекс посмотрел мне в глаза и поцеловал меня в щеку.
– Милая, я… мне очень жаль.
Сначала я не поняла, почему он сказал, что ему жаль, но потом до меня дошло. Ему было жаль, потому что мама приехала к бару, увидела меня, потом люди, которым она насолила, открыли огонь, а значит… мама должна была знать.
Я закрыла глаза и покачала головой.
– Значит, она знала, что меня ранили.
Джекс провел большим пальцем по моей нижней губе. Я не могла в это поверить. Я вспомнила, как звала ее и не получала ответа.
– Она бросила меня, Джекс. Мама бросила меня на парковке, истекающую кровью, после того как меня ранили пулей, которая предназначалась ей. Она бросила меня.
– Милая, – тихо произнес он. – Я не знаю, что сказать.
А что можно было сказать? Собственная мать бросила меня истекать кровью на парковке. Боже мой, неужели ей было на меня плевать? Мои губы задрожали, и Джекс снова наклонился и повернул к себе мое лицо. И поцеловал меня в губы.
– Я люблю тебя.
Я закрыла глаза и слабо кивнула. Он прижался лбом к моему лбу и обнимал меня, пока усталость наконец не взяла свое и не заставила меня забыть и о радости, и о печали.
Меня оставили в больнице еще на два дня. За это время в моей палате кто только не побывал. Несколько раз заходили детектив Андерс и Рис. В какой-то момент заглянули Рокси и Ник, причем Рокси пронесла в палату пончики, есть которые мне было нельзя, но я так и не набралась смелости сказать ей об этом, а Ник был угрюмее, чем обычно. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Парень предлагал подбросить меня домой, и, если бы я согласилась, мама, возможно, не стала бы подходить ко мне и я сейчас не лежала бы на больничной койке, сходя с ума в четырех стенах.
Происшествие со стрельбой попало в новости. Об этом услышал Кэм, и они с Терезой принялись названивать мне. В конце концов Джекс ответил – не знаю точно, кому именно, а может, обоим сразу, – и мои друзья, услышав, что я ранена, снова примчались в наш городок. Они остановились в отеле в нескольких кварталах от больницы и делали вид, что я не нарушила их планов. Джейс даже шутил, что я внесла разнообразие в их летние каникулы, но я прекрасно понимала, что на самом деле они все переживают за меня, особенно Тереза, которая заявила, что мне лучше как можно быстрее вернуться в Шеперд. У меня, однако, не хватило мужества признаться ей, что это ничего не исправит.
Выяснилось, что я попала в ту же больницу, где лежал Клайд. Ему уже разрешили ненадолго вставать, поэтому он приходил ко мне в палату и орал на меня, вынуждая сестер уводить его обратно, пока у него снова не прихватило сердце.
Джекс практически не отходил от меня, взяв отпуск на несколько дней, и Ник с Рокси с готовностью вызвались его подменить. Парень обладал гипнотическим воздействием на медсестер, не иначе контролируя их разум, как настоящий джедай, потому что ему даже позволяли оставаться у меня на ночь, хотя я прекрасно знала, что это строго запрещалось. Впрочем, я не задавала глупых вопросов. Он был рядом, когда я не могла заснуть, мечтая лишь о том, чтобы скорее выбраться из этой больницы. Мы говорили о серьезных вещах вроде тех, из-за которых ругались той злополучной ночью, а потом переходили на болтовню о всяких глупостях, например, куда отправиться в случае зомби-апокалипсиса или кто какие реалити-шоу любит. Я призналась, что до сих пор смотрю Toddlers & Tiaras и обожаю Property Brothers, а Джекс фанател от Kitchen Nightmares и Bar Rescue и был очень даже не прочь поглазеть на Робби Уэлш из Shipping Wars. Когда он принялся превозносить свою любимую футбольную команду, я задремала, а проснувшись, увидела, что он спит в самой неудобной позе на свете.
Он заснул в кресле, но его голова покоилась на руках, сложенных у меня на постели. Его лицо было повернуто ко мне, и я не знаю, сколько прошло времени, пока я завороженно наблюдала за его подрагивающими во сне ресницами или просто разглядывала его.
Так мы провели две ночи, на третье утро мне разрешили отправиться домой, велев не переутомляться. Сестры разрешили мне помыть голову, а Джекс тем временем съездил домой за моей одеждой. Губки были мягкими, но злой маленький шрам поверх старых и приступы боли, если я слишком резко поворачивалась или слишком глубоко вдыхала, не позволяли мне забыть, что следует быть осторожной.
