Подняв глаза, я увидела, что мама подошла ближе и теперь топчется прямо рядом со мной, яростно расчесывая воспаленную от уколов кожу. Мне стало не по себе.
– Я знаю.
Она остановилась, взглянула на меня, как олень на несущийся на него грузовик, а потом куда-то направилась. Нахмурившись, я повернулась и увидела, что мама подошла к обеденному столу, который Джекс, кажется, никогда и не использовал по назначению.
На нем лежали какие-то бумаги.
Дрожащими руками мама взяла эти бумаги и повернулась ко мне. Она подошла ближе и остановилась в нескольких шагах от дивана.
– Это… твое.
Удивленно подняв брови, я подошла к ней.
– Что это?
Высохшей рукой мама вытерла со лба пот, хотя в доме было довольно холодно.
– Возвращаю тебе твою жизнь.
Я недоуменно уставилась на нее, не понимая, что она имеет в виду. Мама протянула мне бумаги. Готовая ко всему, я взяла их и быстро просмотрела.
Затем я изучила их внимательнее.
Было всего три листка, причем один оказался длиннее остальных и был согнут. Когда я разогнула его, у меня перехватило дыхание.
– Мама…
– Он твой. Дом твой, – сказала она, проводя руками по щекам. – Я его не закладывала. Ни разу. Я… я просто оставила его.
Я этого не знала и предполагала, что она уже несколько месяцев не вносила залоговые платежи, потому в любой день ожидала судебных приставов. У меня не укладывалось в голове, что мама не стала использовать дом в качестве источника средств. Я снова посмотрела на бумаги, чтобы удостовериться, что это действительно правда. Да. Все было верно. Документ на право собственности был подписан мамой и каким-то мужчиной, имя которого было мне незнакомо.
– Тебе нужно просто поставить свою подпись, но вопрос уже решен. – Мама отошла от стола, а затем остановилась. – Дом твой. Продай его. Получишь не меньше сотни тысяч.
Руки задрожали, пол чуть не ушел у меня из-под ног. Я не могла в это поверить. Дом теперь был моим. Я могла продать его и выручить деньги, которых хватит на оплату большей части ссуды, а возможно, будет достаточно чтобы полностью ее погасить. Моя жизнь станет такой же, как прежде, вернее, гораздо лучше, потому что сейчас в ней есть много такого, чего не было раньше.
Я посмотрела на маму. Чувства, которые росли внутри меня, готовы были разорвать мне грудь.
– Мама, я не знаю, что сказать.
– Не благодари меня. Что бы ты ни сказала, благодарить меня не надо. – Она сглотнула. – Мы обе знаем, что я этого не заслуживаю.
У меня задрожала нижняя губа.
– Мама…
– Я люблю тебя, малышка. – Она шагнула вперед и остановилась на расстоянии вытянутой руки от меня, но тут же снова попятилась. – Я понимаю, тебе кажется, что это не так, но я люблю тебя. Я всегда любила тебя. И всегда буду тебя любить.
Закрыв глаза, я с трудом втянула в себя воздух.
– Я так горжусь тобой, – прошептала она.
Я вздрогнула, глаза открылись сами собой. Мама смотрела на меня, постепенно отходя все дальше, и я понимала, что могу ее обнять. Я видела ее в последний раз в жизни. Я должна была ее обнять. Она была моей мамой и, как бы сильно я порой ее ни ненавидела, я все же ее любила. И всегда буду любить.
Но она не дала мне шанса.
Мама отошла к задней двери, и я поняла, что так она просит меня, чтобы я не прикасалась к ней. Она уходила. Слыша, как колотится мое сердце, я смотрела, как она открывает дверь – ту самую, которую взломала, чтобы войти внутрь…
И тут я вспомнила о баре.
– Подожди, – сказала я, прижимая бумаги к груди. Я понимала, что окликнула ее не потому, что меня так уж волновал ее бар. Я просто пыталась отсрочить неминуемое. – Что будет с баром?
Мама нахмурила темные брови.
– О чем ты, малышка?
Так. Не могла ведь она о нем забыть.
– Что будет с баром, мам? Как ты им распорядишься? Ты переписала дом на меня, а бар? – Он отходил ко мне только после ее смерти, а мне уж точно не хотелось ни думать, ни говорить об этом.
Мама покачала головой.
– Малышка, бар мне больше не принадлежит. Уже… год или больше.
Пол снова ушел у меня из-под ног.
– Что?
– Я продала его за… – Она сухо усмехнулась. – Неважно, за что. Я продала его, малышка, и теперь он в хороших руках.
Волоски у меня на затылке встали дыбом, по коже пробежали мурашки. Мне вдруг подумалось, что лучше бы я сейчас сидела.
– И ты в тех же хороших руках. Мне всегда казалось, что… вы с Джексоном прекрасно подойдете друг другу. Он хороший мальчик. Хороший мужчина. Он умеет любить и заботиться, – продолжала мама, пока я пыталась устоять на ногах, опираясь на спинку стула. – Он отлично управляется с баром. Он вернет ему былую славу.
Я порывисто вздохнула.
– Бар принадлежит Джексу?
Мама кивнула и сжала дверную ручку.
– Я не хочу, чтобы ты им занималась. Ты же станешь медсестрой? Будешь заботиться о людях. Это хорошо. Это… это твой путь.
Погодите-ка. Что? Я недоуменно моргнула.
– Откуда ты узнала?
Она открыла рот, и ее сальные волосы снова упали ей на щеки.
– Мне пора, малышка. Всего хорошего. Я знаю, ты не пропадешь. Будь счастлива. Ты этого заслуживаешь.
С этими словами она бесшумно выскользнула в дверь, и я осталась одна, не в силах пошевелиться от горечи и сожаления. Мама ушла. На этот раз она ушла навсегда, оставив мне целый мир.
А перед этим разрушила его почти до основания.
Я чувствовала себя идиоткой.
Взяв бумаги, которые дала мне мама, я села с ними на диван и взяла с журнального столика телефон. Жаль, у меня не было машины. Но во время пенсильванской версии перестрелки возле корраля О-Кей
[8] заднее стекло было разбито, а в корпусе появилось несколько пробоин, поэтому мой «Форд» уже во второй раз оказался в мастерской – и на этот раз я вряд ли могла рассчитывать, что его починят бесплатно. Впрочем, сейчас это было неважно. Мне просто хотелось выбраться отсюда. Потому что голова у меня шла кругом, а грудь сдавило.
До полночи оставалось часа полтора. Джекс должен был скоро вернуться, и я сначала решила позвонить ему или написать сообщение, но в конце концов бросила телефон на журнальный столик.
Какой же я была глупой и невнимательной!
Теперь вся картинка сложилась. Я должна была раньше догадаться, что мама больше не имеет никакого отношения к бару. Чистота, четко организованная работа и аккуратно подшитые документы в офисе так и кричали, что им управляет кто-то другой. К тому же Клайд говорил, что мне не стоит переживать из-за бара. Похоже, так и было.
