– Знаю, – спокойно сказал Джекс. – И Рис тоже это знает.
Его друг коп посмотрел на меня.
– Уверена, что хочешь здесь остаться? – спросил он.
Я открыла было рот, но Джекс меня опередил.
– Тут нет вопросов. Она остается.
Наши взгляды встретились. Я удивилась, что парень так сказал. С одной стороны, я обрадовалась, что мне не придется искать какие-то вразумительные объяснения. С другой… Что ж, пожалуй, другой стороны здесь не было.
Рис вздохнул и снова обратился ко мне:
– Если этот гад – или любой другой гад – тебя побеспокоит, просто дай мне знать.
Я кивнула.
– Сперва она даст знать мне, – сказал Джекс, и я снова недоуменно на него уставилась. – Тогда мы дадим знать тебе.
Рис изогнул бровь.
– Чувак, я не знаю, что тут у вас происходит, – произнес он, и я похолодела, – но старайтесь не влезать в дерьмо с Исайей.
– Я уже по уши в дерьме с Исайей из-за этого бара, и ты прекрасно это знаешь. – Джекс вздернул подбородок. – Но я разгребаю не свое дерьмо.
Ого.
– Так. А кто такой Исайя? – спросила я, решив, что это важнее всего. – И почему его имя так часто употребляется в одном предложении со словом «дерьмо»?
Губы Риса изогнулись в полуулыбке.
– От него здесь немало проблем. Обычно он тусуется в Филадельфии, но его дурь широко разошлась.
– Наркотики, – тихо добавил Джекс.
Я вспомнила о героине. И правда дерьмо.
– Пошлю к нему пару ребят, – сказал Рис, поворачиваясь к Джексу. – Ему надо понять, что Калла не в ответе за Мону.
– Я ценю это, – ответил Джекс, чуть расслабившись.
Мне тоже стало немного спокойнее.
– Спасибо… наверное.
Рис усмехнулся.
Джекс провел рукой по растрепанным волосам.
– Рокси, ты сегодня закроешь бар?
– Само собой, – кивнула она.
– Мы закроем, – заметила я, но Джекс покачал головой. – Что? У меня еще несколько часов до конца смены.
– Уже нет. – Джекс взял меня за руку и потянул за собой, не оставив мне иного выбора, кроме как следовать за ним. По дороге он подхватил коричневую бутылку с какой-то выпивкой. – Вычеркнем сегодня один пункт из твоего списка «ни разу не сделанного».
– Что?! – взвизгнула я.
Ухмылка Рокси сменилась широкой улыбкой.
– Верно! – воскликнула она.
Глава двенадцатая
Нормальный человек, конечно, предположил бы, что главной моей проблемой на сегодняшний день был некий Исайя – то ли наркобарон, то ли кто еще, отправивший в бар по мою душу своих прихвостней, но поскольку основной моей чертой всегда была непробиваемая тупость, главная проблема состояла в ином.
Я стояла на кухне, переводя взгляд с бутылки Jose Cuervo и двух стопок, которые Джекс тоже захватил в баре, на того, кто, как заноза, причинял огромную боль моей заднице.
Его полные губы были снова изогнуты в легкой полуулыбке, которая как нельзя лучше соответствовала ленивому взгляду его шоколадных глаз. Он прислонился к кухонной стойке и скрестил на груди мускулистые руки.
Заноза в заднице выглядела очень привлекательно, но все равно оставалась занозой в заднице.
– Нет, – сказала я уже в десятый раз.
Мы вернулись домой минут сорок назад, и все эти сорок минут парень уговаривал меня выпить, а я придумывала все новые и новые причины отказаться.
Ни разу он не потерял терпения.
Ни разу не разозлился.
Ни разу не посмеялся надо мной из-за того, что я не хочу пить.
Ни разу я не забыла в последнюю секунду одернуть себя, чтобы не признаться, почему я на самом деле не пью.
Устав оправдываться, я снова посмотрела на полные стопки, сглотнув с досадой и разочарованием. Не то чтобы мне никогда не хотелось выпить. Мне хотелось. Мне хотелось на собственном опыте узнать, что находят в алкоголе все остальные, включая мою собственную мать. Я не представляла, каково это – быть пьяной.
Я много чего не представляла.
Мне вдруг захотелось упасть на пол и удариться в истерику, как маленький ребенок. Так когда-то иногда делал мой брат. Последнюю мысль я тотчас обрубила, покачав головой.
– Милая, просто попробуй. Всего один стаканчик.
Я посмотрела на Джекса. Мне нравилось, когда он называл меня милой, что было, пожалуй, глупее всего на свете. Наши взгляды встретились, и эти густые ресницы, эти глаза, эти брови, это лицо…
Черт.
Если горячий парень с красивым лицом и превращал меня в пустоголовое существо, так у меня хотя бы хватало мозгов это понять.
– Это из-за Моны? – спросил он.
Ого. Он с такой силой вбил этот гвоздь в крышку моего гроба, что я попятилась и врезалась в стул, стоявший возле стола. Его ножки заскользили по полу.
– Что? – прошептала я.
Джекс оттолкнулся от стола и опустил руки.
– Это из-за твоей мамы? Из-за того, какая она?
С ума сойти! Мои ноги словно приросли к полу. Я уставилась на Джекса. Он знал меня чуть больше недели, но глядел прямо в корень. Вот это да. Может, дело в том, что он был знаком с моей мамой, в то время как больше никто из моих знакомых – ни Тереза, ни Эвери – ее ни разу не встречал и не знал, каково иметь рядом с собой такую, как Мона.
Само собой, это было из-за мамы. Я давно привыкла к этой мысли, но не ожидала услышать это от Джекса.
Я видела, как мама творила жуткие, ужасно глупые вещи, когда напивалась или была под кайфом. Я видела, как другие творили кошмарные и унизительные вещи по отношению к ней, когда она напивалась или была под кайфом. В таком состоянии она полностью теряла контроль. Черт возьми, да она и в нормальном состоянии не умела себя контролировать, но, если она пила или глотала таблетки, все становилось намного хуже. Именно из-за нее я многого не делала и хотела всегда все держать под контролем, потому что я…
Я никогда не хотела быть ею.
Я не была ею.
Я не могла ею стать.
Мои ноги сами шагнули к стойке, прежде чем мой мозг осознал, что я творю. Я прошла мимо Джекса и почувствовала, как он повернулся, когда я потянулась к стопке и трясущимися пальцами подняла ее.
Уняв дрожь в руках, повернулась и посмотрела на Джекса.
– Я не моя мама.
И поднесла стопку к губам.
Всего одна стопочка. Ха! Не тут-то было.
Выпив четыре стопки, я лежала на полу, повернувшись на бок и прижимая к груди полупустую бутылку текилы. Мои глаза были закрыты. В животе чувствовалось приятное тепло, как от электрического одеяла, а в венах – вибрирующее жужжание. Я давно сбросила туфли и как раз решала, снять мне футболку или не стоит. Под ней была еще майка, но мне было лень садиться и поднимать руки.