Когда парень оторвался от меня и прислонился лбом к моему лбу, к горлу подступили рыдания.
– Я не замечаю его, Калла. Даже не думаю о нем, – сказал Джекс. – Я его даже не вижу.
Я сильно зажмурилась, а мое сердце сильно сжалось. Конечно, я не поверила ему – как тут поверишь? – но я перестала. Просто перестала. Перестала уверять себя, будто знаю, что творится в голове у Джекса, чего он хочет, а чего не хочет. Я перестала. Потому что я этого не знала – этого никто и никогда не знает, и шрамы тут ни при чем. Я перестала говорить себе, что во всем этом нет никакого смысла, раз я собираюсь уехать. Я слышала и видела лишь то, что рассказывал и показывал мне Джекс. И я перестала думать о других глупостях и отбросила все идиотские мысли – и это было все равно что смыть «Дермабленд» перед сном и снова почувствовать себя собой. Может, все это и было глупо. Может, позже это мне аукнется. Но я была готова к глупостям. Я собиралась стать такой глупой, какой только смогу.
Вот это да.
Я чуть покачнулась, выдохнула и заговорила. Голос дрожал, а глаза щипало, но я держала себя в руках.
– Ладно. Давай сделаем это. И поскорее, потому что мне очень хочется еще поспать.
Его губы изогнулись в улыбке.
– Хорошая девочка.
Выйдя из дома, Джекс одернул футболку и спустился с невысокого крыльца. У него на носу были зеркальные очки-авиаторы вроде тех, что носил Джейс, и в них он выглядел превосходно.
Мы почти не разговаривали по дороге в «Айхоп», и это хорошо, потому что я все думала о том, что может случиться до и после обещанного сна. Новые оргазмы? Я только за. Я всерьез намеревалась творить всевозможные глупости и ни о чем не переживать.
Как и любая нормальная женщина, я всегда немного думала о сексе, но не столько, сколько за последний час. Мысли цеплялись одна за другую, пока передо мной не оказалась целая тарелка бекона, бисквитов и кукурузной каши, которую Джекс велел мне обязательно попробовать.
Трудно было не думать о том, что я вышла на улицу без макияжа, но всякий раз, когда это приходило мне в голову или когда мне казалось, что кто-то разглядывает мое лицо – как, например, когда маленький мальчик подглядывал за мной из-за спинки своего стула или когда мне улыбнулась официантка, – я отгоняла эту мысль прочь.
В конце концов я начала думать о нас с Джексом. Было о чем подумать. Как он сказал, он уже сунул руку мне в трусы, а я в ответ прокричала его имя, так что между нами определенно что-то было. У меня не так много опыта в этом чем-то, и я не знала, насколько далеко это что-то может зайти, ведь, если мне не откажут в материальной помощи, я снова буду жить в трех часах езды отсюда. Какое будущее ждет наше что-то, когда я буду учиться в колледже, а он продолжит работать сексуальным барменом?
И почему я вообще об этом думала? Потому что я решила быть глупой и согласиться на это что-то, чем бы оно ни было и что бы ни означало.
Я ковырнула вилкой белую комковатую массу.
– Это и есть кукурузная каша?
– Попробуй.
– Как монстр из ужастика. – Я снова ткнула массу вилкой. – Мне кажется, он вот-вот оживет и набросится на меня.
Джекс усмехнулся и положил несколько блинчиков в реку сиропа.
– Не смешно. У меня в итоге родится кукурузный чужой, – пробормотала я. – И что мы тогда будем делать?
Довольно улыбаясь, парень взглянул на меня из-под густых ресниц.
– Просто попробуй.
– Какая она на вкус? – сопротивлялась я.
– Как кукурузная каша.
Я опустила вилку и с укором взглянула на него.
– Подробнее.
Рассмеявшись, он разрезал башню из десяти блинчиков.
– Описать кукурузную кашу невозможно. Ею нужно просто наслаждаться.
Закатив глаза, я все же взяла немного каши, смешанной с сыром, и с опаской попробовала ее. Джекс, не отрываясь, смотрел на меня. Я проглотила кашу, не зная что и думать. Попробовала еще немного.
– Ну? – спросил Джекс.
– Не знаю. – Я набила полный рот каши. – Я пока не решила. Вкусно, но это называется каша, а я не могу признать, что мне понравилась какая-то каша. Мне нужно об этом подумать.
– Прелестно, – усмехнулся Джекс.
Я улыбнулась и взяла кусочек бекона.
– Так куда мы отправимся после завтрака?
– В Филадельфию, – ответил он, прожевав. – Есть один дом, где Мона часто зависала. Если повезет, найдем ее там или хотя бы узнаем, заглядывала ли она туда в последнее время.
– Что-то это…
– Калла! И Джекс! – раздался знакомый голос.
Я повернулась и увидела Кэти, которая буквально бежала к нам. Взглянув на нее, я усомнилась, не вернулись ли мы ненароком в восьмидесятые.
На Кэти были ярко-розовые лосины из спандекса, собравшиеся гармошкой сиреневые носки, кроссовки и спущенная с одного плеча черная футболка. И красный в синий горошек шарф, хотя на дворе был июнь.
– Привет! – Я помахала ей кусочком бекона.
– Подруга! Ты только посмотри! – Кэти остановилась возле нашего столика, держа в руках коробку с едой навынос. – Я же говорила, твоя жизнь скоро изменится.
Хм.
Джекс сунул в рот огромный кусок блинчика, и я догадалась что он изо всех сил старается не рассмеяться.
– Что это вы так рано? – спросила она и тут же продолжила, не дав мне возможности ответить: – Я занималась йогой. Каждое утро с нее начинаю. А потом захожу в «Айхоп», «Вафл-Хаус» или «Деннис». Идеальный контрбаланс – или как там это называется? Но горячие, сексуальные бармены не завтракают в такую рань. Да еще и вместе.
Я посмотрела на Джекса.
– Мы проснулись вместе, – только и сказал он.
Глаза Кэти стали огромными, как блюдца, и я чуть было не закричала, что это не то, о чем она думает, но потом сообразила, что это именно то, о чем она думает, и заставила себя промолчать.
Ее хорошенькое личико озарилось улыбкой.
– Как здорово! Если вы, ребята, в итоге поженитесь и заведете ребенка, назовите его Кэти.
Я залилась краской.
– Что-о-о?
– Ну, мальчика тоже можно Кэти назвать, но тогда над ним будут смеяться в школе, а вам это не нужно. Ого, кукурузная каша? – Она сменила тему, даже не переведя дух. – Нужно положить еще сыра. Приходите как-нибудь ко мне на завтрак. Я варю потрясную кашу.
– Звучит неплохо, – спокойно ответил Джекс. Его карие глаза блестели. – А насчет имени мы подумаем.
Я уставилась на него, глазами говоря: «Какого хрена?»
– Супер! – хихикнула Кэти. – Ладно, я побежала есть свои маффины и вафли. Увидимся, ребята!
Когда она развернулась и понеслась к выходу, я не придумала ничего умнее, как спросить:
