– Миш, а что с моей работой?
– Я сегодня там был, представил твое заявление об уходе. Объяснил, что ты больна… Да, это, оказывается, ты за меня в бой бросилась? Чудачка, да мне плевать на эти разговоры! Думаешь, я их мало слышал? Так, только не реветь!
– Ладно, не буду! – пообещала Марта. – Миш, обними меня!
Бобров был чрезвычайно занят. Несколько раз в день звонил жене, она отчитывалась ему, а потом звонил Милице Артемьевне, боясь, что Марта не говорит ему всей правды о своем самочувствии. Среди прочих дел он заехал к себе на квартиру, взять квитанции и вообще, проверить, все ли в порядке. Дело было вечером, он страшно устал и решил там заночевать.
Стены тюрьмы рушились совершенно бесшумно и медленно, как в съемке рапидом, а он не мог пошевелиться, и крикнуть не мог… Начал задыхаться и проснулся в холодном поту. Неужто опять? За те месяцы, что он прожил у Марты, кошмары его ни разу не мучили. Он вскочил, оделся и поехал домой. Теперь его дом был там, на улице Бориса Галушкина. И хотя Марты сейчас не было и он спал один, но ничего страшного ему не снилось.
Он вошел в квартиру, сразу почувствовал запах Мартиных духов и ощутил покой и блаженство. Он разделся, лег в постель, потом вскочил, взял с туалетного столика флакончик ее духов и брызнул на ее подушку. Чуть-чуть. Обнял эту подушку, мгновенно уснул и сладко спал до утра.
Химия! – думал он, это та самая любовная химия… Но это уже превращается в зависимость… Такого никогда со мной не было. А ведь для разведчика любая зависимость губительна. Но я-то уже не разведчик… Я просто по уши влюбленный дурак! Интересно, а она тоже так чувствует? Понимает, что это химия? Надо спросить… Хотя нет, поменьше вообще надо говорить…
Братская любовь
Раздался звонок домашнего телефона. Он снял трубку.
– Алло!
В трубке молчали.
– Алло! Говорите или я кладу трубку!
– Бобров, это ты?
Он сразу узнал голос Петровича.
– Да, Петрович, это я.
– А где Марта?
– На даче.
– На какой еще даче?
– На моей даче.
– У тебя есть дача?
– Представь себе.
– И что Марта там делает?
– Живет. – Боброву страшно не хотелось говорить Сокольскому, что Марта больна. – Лето на дворе.
– А почему у нее не отвечает телефон?
– Скорее всего, она просто забыла его зарядить.
– Я хочу ее видеть. Пусть приедет в Москву! Туда можно позвонить?
– Позвонить можно, но приехать она не сможет. Она нездорова и у нее постельный режим.
– Что? – загремел Сокольский. – Что с ней такое? Почему постельный режим?
– Ничего рокового. Просто ей делают капельницы, при которых лучше лежать, у нее проблемы с сосудами. Если хочешь, я вечером тебя к ней отвезу, переночуешь там…
– А с кем она?
– С моей теткой и еще приходит медсестра три раза в день.
– С теткой? Уж не с Милицей ли твоей?
– У меня нет другой тетки!
– А почему Марта не в больнице?
– Ты свою сестру не знаешь? Если тебе нужна Мартина машина, ради бога. Ключи у тебя есть, где она стоит, ты знаешь! Ты в котором часу освободишься? Я отвезу тебя на дачу.
– Освобожусь не раньше восьми.
– Где ты будешь? В МИДе?
– Да.
– Как подъеду, позвоню. А сейчас извини, спешу.
…Он говорил со мной, как с врагом, усмехнулся Бобров. Ну и пусть. Он дипломат, пусть налаживает дипломатические отношения. Марта теперь моя законная жена, любящая и любимая, так причем тут братья? Как там у Шекспира: «И сорок тысяч братьев…» Точно не помню, но нам с Мартой и сорок тысяч братьев не страшны.
Петр Петрович уже заранее был раздражен. И чего этот Бобров приклеился к Марте? Это неспроста, ему что-то нужно, но что? И как он умудрился… Черт бы его взял…
Бобров позвонил ему ровно в восемь.
– Петрович, я жду!
– Иду!
И это идиотское «Петрович»…
Бобров стоял возле своего «пежо». И что Марта в нем нашла? Хотя, надо признать, в нем чувствуется самец… И притом очень породистый…
– Привет! – улыбнулся Бобров и протянул руку. Сокольскому ничего не оставалось, как пожать протянутую руку.
Они сели в машину. Сокольский заметил на пальце Боброва обручальное кольцо.
– Окольцевал мою сестру?
– Точно, окольцевал. Петя, ты пойми, я люблю ее! И мне ничего кроме нее самой не нужно. Нам хорошо вместе. И мы хотим ребенка… А ты почему-то злишься, негодуешь! Это что, братская ревность?
– Что за бред! Скажи лучше, что с ней случилось?
– Ты, вероятно, знаешь, как я впервые увидел Марту?
– Слышал эту душещипательную историю.
– У нее был обморок. Но она, конечно же, к врачу не обратилась.
– А мне сказала, что обратилась и что пьет какие-то таблетки.
– Да наврала она все! И вдруг обморок повторился и опять в машине. А это плохие шутки. И я отвез ее к врачу.
И Бобров пересказал Сокольскому то, что говорил ему Пыжик.
– Черт-те что, она же еще молодая, тридцатник всего…
– Твоя сестра настоящее чудо, но упрямая до ужаса. Ладно, скажи лучше, трудно сейчас работать?
– Ох, не говори…
Они замолчали. Боброву показалось, что лед сломан. Он отвлекся на дорогу, пришлось сбросить скорость из-за ремонтных работ, а когда искоса глянул на Петровича, то заметил, что тот смотрит на него с явной неприязнью. Вот чудак, подумал Бобров, а впрочем, мне плевать.
Марта лежала под капельницей.
– Петька! – завизжала она. – Петечка, как же я рада, какой ты молодец, что приехал. А Миша где?
– Забирает что-то из машины. Ну здравствуй, болящая! Ишь чего удумала, хворать в такую погоду! А что за гадость в тебя вливают?
– Это средство для чистки периферических сосудов! – старательно доложила Марта.
– Обалдеть!
Тут в комнату вошла пожилая женщина.
– О, вот и все на сегодня! Давай, держи ватку покрепче.
Она ловко заклеила ватку двумя полосками пластыря.
– Спасибо, Дарья Николаевна. А это мой брат приехал!
– Очень приятно. Ну, до завтра!
Она ушла.
– А где же Миша?
– Придет сейчас! Что, прямо жить без него не можешь?
– Не могу, Петечка, совсем не могу!
