В Хельсинки подобные авантюры не поддерживали. Финские политики были реалистами, и в конечном счете история подтвердила их правоту. «Черный барон» Врангель оказался сброшен в море с теплого крымского берега, японцы уплыли из Владивостока к родным сакурам, а с Польшей Советская Россия заключила тяжелый, но все же окончательный мир в Риге. Горячие финские парни осознали, что с восточным соседом, даже когда он серьезно ослаблен внутренней смутой, ссориться бесперспективно. К сожалению, осознание не было ни полным, ни окончательным, и сам Маннергейм в немалой степени способствовал этому.
В заключение нельзя обойти вниманием еще одну страницу истории тех лет – судьбу российских беженцев в Финляндии. Уже в 1918 году достаточно большое количество жителей революционного Петрограда – в основном представителей «старой элиты» – попыталось выехать в Финляндию, спасаясь от «красного террора». В то время Маннергейм располагал очень широкими полномочиями. Если бы он действительно, как говорят об этом его апологеты, ненавидел большевиков, но любил русских, вполне логичным с его стороны шагом было бы помочь этим людям. Однако Маннергейм даже пальцем не шевельнул, чтобы сделать нечто подобное.
Финский историк Пекка Невалайнен написал целое большое исследование, посвященное судьбе русских беженцев в Финляндии после 1917 года. В нем он ясно показал: финские власти видели свою задачу в том, чтобы на территории страны было как можно меньше русских. Тех, кто в момент провозглашения независимости оказался в Финляндии, пачками высылали в Россию даже помимо их воли. Беженцев пускали крайне неохотно, временами полностью перекрывая границу. Особенно отличилась в этом отношении финская армия. Как пишет Невалайнен, «появление новых русских в Финляндии породило откровенное противодействие. Наиболее резко реагировали в военных и активистских кругах, исповедовавших „ненависть в рюсся“. Неустойчивость ситуации проявилась в том, что пропитанный духом русофобии и отвечавший за безопасность III отдел Генерального штаба осенью 1918 г., во время зарубежной поездки сенатора Стенруута, захватил в свои руки решение вопросов о предоставлении въездных виз. Результат сказался незамедлительно: легальный въезд русских в Финляндию прекратился как по мановению руки». Хотя впоследствии политика несколько смягчилась, но и в дальнейшем «русских, считавшихся в политическом плане опасными для общества и его обременявшими, изгоняли подобно змей в расселины». Делалось это с ведома, согласия и одобрения Маннергейма.
Подведем итоги. Как говорит народная мудрость, друзья познаются в беде. А истинные патриоты, соответственно, в годину бедствий и кризисов. Маннергейм был патриотом до тех пор, пока это подразумевало награды и почести. Как только страна, который он служил, стала погружаться в пучину хаоса, он предпочел бежать на ее окраину и приложил все усилия для того, чтобы создать там свою независимую вотчину, не замедлив начать отрывать куски от России.
И здесь было бы очень любопытно провести параллель между Маннергеймом и другим российским офицером, судьба которого на определенном этапе оказалась очень похожей. Он тоже верно и лояльно служил могучей стране, пока в ней не начался масштабный кризис. «Хорошо подготовленный офицер. Он окончил Академию имени Гагарина, достойно командовал полком и дивизией. Твердо управлял авиационной группой при выводе советских войск из Афганистана, за что был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Его отличали выдержка, спокойствие и забота о людях. В его дивизии была оборудована новая учебная база, обустроены столовые и аэродромный быт, наведен твердый уставной порядок в гарнизоне», – вспоминал впоследствии один из его сослуживцев. Вернувшись на свою «малую родину» в 1991 году, он немедленно с оружием в руках стал помогать ее отделению от России, не останавливаясь в том числе и перед этническими чистками, изгоняя и убивая русских. В конечном счете ему удалось добиться независимости и стать главой нового государства. Имя этого офицера – Джохар Дудаев. Если учесть специфику Чечни конца ХХ века и Финляндии начала ХХ века, задачка «найди десять отличий» Маннергейма от Дудаева становится и вовсе нетривиальной. Тем не менее даже господин Мединский не спешит открывать мемориальную доску «генерал-майору советской армии». Любопытно было бы спросить его о причинах столь избирательного подхода к прошлому.
Глава 3
Патриот Финляндии?
У нас считается само собой разумеющимся, что в Финляндии Маннергейм имеет статус национального героя. И это более чем логично. В конце концов, он принадлежит к числу «отцов-основателей» Финского государства, он помогал отстаивать независимость страны в первые, самые тяжелые месяцы. На самом деле личность Маннергейма вызывает в финском обществе достаточно серьезные споры. Вдаваться в подробности мы не будем – в конце концов, это финская история, и пусть финны сами разбираются с ней. Это их святое право. Но некоторые штрихи к портрету Маннергейма этого периода с нашей, российской, колокольни просто необходимы.
При слове «Финляндия» в голове многих из нас возникает образ маленькой, но очень богатой и процветающей страны, где все живут в достатке и изобилии. В 20-е годы прошлого века ситуация была совершенно иной. Финляндия была скорее отсталой периферией Европы, ее медвежьим углом. Многие финны жили в бедности, граничившей с нищетой. Когда в Финляндии была введена всеобщая воинская повинность, многих офицеров поразило количество юношей с недостаточным физическим развитием, вызванным многолетним недоеданием. Их родители едва сводили концы с концами.
Маннергейм к их числу, разумеется, не относился. Финское правительство щедро обеспечило его финансовые потребности, и он мог вести привычную жизнь европейского аристократа. Отдыхать на лучших курортах Франции, путешествовать по Северной Африке, охотиться в Индии – подавляющее большинство финнов могли только мечтать о чем-то подобном.
Время от времени Маннергейм наведывался и в Финляндию. Он пристально следил за происходившим в стране, стараясь оставаться весомой силой в финской политике. Его симпатии, разумеется, принадлежали правому лагерю. Когда в 1929 году в Финляндии сформировалось резко антикоммунистическое и националистическое лапуаское движение, Маннергейм внешне дистанцировался от него, однако поддерживал контакты с его лидерами. Многие лапуасцы хотели бы видеть его диктатором страны и практически открыто говорили о необходимости государственного переворота. В начале 1930-х годов это движение стало значимой силой, с которой правительству приходилось считаться. Однако попытка государственного переворота, предпринятая в 1932 году, не удалась. Президент Свинхувуд жесткой рукой подавил выступление лапуасцев. Как писал Вейо Мери, «хоть Маннергейм и дал зеленый свет этому движению, но контакты с ним поддерживал через близких ему людей, не желая оставлять явных улик, и потому бросил движение, как только его официально призвали, чтобы немедленно вручить настоящую власть». Он хотел ставить только на ту лошадку, которая однозначно привела бы его к победе.
Активность Маннергейма не прошла бесследно. В финском руководстве решили, что популярного деятеля лучше держать поближе к себе и иметь в его лице друга, а не врага. Поэтому в 1931 году тот же Свинхувуд принял стратегически верное решение, предоставив Маннергейму государственный пост. Он был назначен председателем Совета обороны и в военное время должен был стать главнокомандующим финской армией. Его полномочия в мирное время не были четко определены, однако Маннергейм постарался воспользоваться ими максимально эффективно. В 1933 году ему было присвоено звание маршала финской армии.
