А как обстояли дела с немцами? Мы только что рассмотрели ситуацию во всех подробностях. Переговоры, успешно завершившиеся соглашениями о совместном нападении на СССР. Поставки финнам германского оружия. Действия немецких войск с финской территории. Подчинение финских подразделений немцам, а немецких – финнам. Какая же это, к черту, «параллельная война»?
Другое дело, что Финляндия не зависела от Германии в такой же степени, в какой, например, Румыния или Словакия. Но эти страны принято называть сателлитами, а не союзниками. Сателлитом Третьего рейха Финляндия не была, что не мешало ей выступать в роли полноценной – и до поры до времени верной – союзницы Гитлера. Точка зрения финского историка на этот вопрос уже приведена выше, и с ней можно только согласиться. Однако финские историки некоторым российским апологетам явно не указ.
Разберемся теперь со второй частью мифа – о том, что финны хотели лишь «вернуть свое». Вообще говоря, «свое» – понятие весьма растяжимое. И Маннергейм, используя в пропаганде тезис о сугубо оборонительной войне и возврате финской территории, на деле строил гораздо более смелые планы. «Во время Освободительной войны 1918 года я обещал карелам Финляндии и Беломорья, что не вложу меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не будут свободны. 23 года Беломорье и Олония ждали выполнения этого обещания, и вот новый день наступил», – заявил он в июле, когда финская армия перешла в наступление. «Свободная Карелия и Великая Финляндия озаряются перед нами в огромном водовороте всемирно-исторических событий», – пафосно провозглашал маршал в своем приказе по армии. А в октябре финское руководство на переговорах с немцами четко обозначило свои цели: Кольский полуостров и граница по линии Белое море – Свирь – Нева.
Что ж, подведем итоги. Решение финского руководства примкнуть к Третьему рейху было вполне осознанным и добровольным. Маннергейм лично несет главную ответственность за это решение. Сотрудничество с гитлеровской Германией являлось полноценным военным союзом, и финские войска приступили к намеченным операциям еще до того, как прозвучали первые выстрелы на рассвете 22 июня. В каком-то смысле Финляндия вступила в войну против СССР даже раньше, чем сама Германия. И целью этой войны было на самом деле не возвращение к «старой границе», не отвоевание потерянного, а реализация планов «Великой Финляндии».
И здесь мы плавно переходим к следующему мифу: о том, что Маннергейм своими действиями спас Ленинград. Вернее, не Ленинград, а милый его сердцу Петербург, где он провел столько лет на балах и в любовных интригах. Дескать, финские войска не перешли старую границу, остановившись на ней, и не реагировали на призывы немцев атаковать город. Так ли это было в действительности?
Глава 5
Спаситель Ленинграда?
Прежде чем рассмотреть эту легенду, нужно вспомнить, что представляла собой наступавшая на Ленинград финская группировка летом 1941 года. Юго-Восточная армия, действовавшая на Карельском перешейке, состояла из 6 пехотных дивизий и одной бригады. В ее составе практически не было ни тяжелой артиллерии, ни танков. Военно-воздушные силы Финляндии насчитывали около трех сотен боевых самолетов, в том числе всего один полк легких бомбардировщиков «Бленхейм» британского производства. Летом 1941 года финские бомбардировщики находились значительно севернее Ленинграда, далеко в Карелии.
Тем не менее поначалу наступление развивалось успешно. В июле – августе финны разгромили противостоявшие им силы 23-й армии, частично окружив и уничтожив, а частично отбросив советские войска к Ленинграду. 31 августа они вышли на линию старой советско-финской границы. Останавливаться на ней, однако, никто не собирался. В своем приказе Маннергейм заявил: «Старая государственная граница на Перешейке достигнута (…) нам надо вести борьбу до конца, установив границы, обеспечивающие мир». Финские дивизии прошли на некоторых участках еще добрых два десятка километров по направлению к Ленинграду. Впоследствии это будут объяснять тем, что старая граница была неудобна для обороны, то есть продвижение диктовалось чисто тактическими соображениями. Это, мягко говоря, не так.
На подступах к Ленинграду финнов остановили не какие-либо благородные мотивы их командующего, а Карельский укрепленный район.
Карельский укрепрайон (КаУР) был построен в 1928–1939 годах. Этот мощный оборонительный пояс, сегодня заброшенный и полузабытый, включал в себя добрую сотню пулеметных и два десятка артиллерийских дотов, не считая укреплений других типов. По большому счету, это был советский аналог знаменитой линии Маннергейма, по многим параметрам превосходивший ее. Именно перед этой укрепленной линией оказались в начале сентября финские войска.
Советские солдаты полутора годами раньше грубой силой проломили финскую линию укреплений, используя крупные танковые и авиационные соединения и располагая множеством крупнокалиберных орудий, которые попросту смешивали с землей позиции финнов. У финской армии таких возможностей не имелось по определению. Опыта штурма укрепленных полос, который к тому моменту в изобилии имелся у немцев, у них тоже не было. Тем не менее они бесстрашно ринулись на штурм.
Взять укрепления КаУРа с ходу не удалось, и дальше началось самое интересное. Маннергейм повел достаточно тонкую игру, стремясь угодить всем. В Лондон шли сигналы о том, что финские войска не собираются переходить старую границу (что было неправдой) и не преследуют завоевательных целей (что было откровенной ложью). На переговорах с немцами финны играли роль стеснительной девицы, отказывающей не в меру ретивому ухажеру. В своих мемуарах маршал писал: «В момент самых жестоких боев на Карельском перешейке я получил от начальника Генштаба вооруженных сил Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля письмо, в котором он предлагал, чтобы финская армия пошла в наступление на Ленинград с севера одновременно с наступлением немецких войск с юга. В письме также говорилось, что финским войскам следовало бы перейти в наступление на востоке Ладожского озера и форсировать реку Свирь с целью соединения с немцами, сражающимися на направлении Тихвина, но для обороны юго-востока Ладоги надо оставить мощную маневренную часть. Когда по моей просьбе президент республики прибыл в Ставку, я доложил ему об обращении военного руководства Германии, повторив, что принял на себя обязанности главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград. Я также подчеркнул, что, по моему мнению, форсировать Свирь едва ли в интересах страны. Президент Рюти согласился со мной, и я 28 августа отправил отрицательный ответ генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Что касается форсирования Свири, то немцы удовлетворились этим ответом, однако продолжали еще более настойчиво держаться за план нашего участия в наступлении на Ленинград. Поскольку я не мог выехать из Ставки для доклада президенту Рюти, я был вынужден попросить его приехать ко мне снова. Результатом переговоров с ним и на этот раз явилось письмо с отрицательным ответом, датированное 31 августа».
Маннергейм, как всегда, мешает правду с полуправдой и откровенным враньем. Действительно, Кейтель в течение августа дважды требовал от финнов проявить больше активности в наступлении на Ленинград. Маннергейм, однако, ответил твердым, но решительным отказом. Как финский командующий аргументировал свой ответ? «От Финляндии вы требуете слишком много. Мобилизовано полмиллиона человек, а наши потери уже превысили те, что были в зимней войне», – заявил он.
