К письму были прикреплены фотографии, но что-то удерживало Вику от того, чтобы открыть их в полном размере. Наоборот, как только она представила себе истерзанные тела подростков на рельсах, живот скрутили спазмы и накатила тошнота. Когда приступ миновал, она написала Дельфину ответ:
«Фото ужасные. Я их удалила, не переживай. Слушай, Дельфин, а тебе снятся сны? Я сегодня во сне видела Рому. Он толкнул меня с огромной высоты».
Кусая губы, она устремила потухший взор в темное окно, за которым хлестал дождь. Там, снаружи, темно и холодно. Так же, как у нее в душе. А есть ли она вообще, душа?
Вскоре от Дельфина пришел ответ.
«Я их вижу каждую ночь. Только все мои сны страшные. Они жуткие, Луна. Вряд ли тебе они понравятся. Например, сегодня мне снилось, что я привязан к стулу. Меня окружает липкий туман. И там, в тумане, слышны крики. Исступленные крики, как будто кого-то пытают. Потом крики затихли, и я услышал смех… и этот смех приближался. А потом я услышал шаркающие шаги. Кто-то шел ко мне… И так каждую ночь. Будто кто-то неведомый решил, что я должен пересмотреть все ужасы, пока мое сознание в отключке».
«Бедный, – промелькнуло у Вики. – Представляю, каково тебе…»
«Луна, я хотел тебе кое-что сказать. Ты должна понимать, что, если мы с тобой приняли решение, назад пути нет. Ты не можешь передумать. Знаешь, я тут со многими на сайте общался… говорят, были случаи, когда чел в последний момент передумывал и уходил с сайта. Шло время, и счетчик, естественно, рано или поздно заканчивался. А слово было нарушено. Вроде такое поверье, что в таком случае удар на себя принимают члены семьи струсившего кита. Ты понимаешь меня? Тот придурок, у которого заиграло очко, потерял мать и бабку – их в подъезде какой-то наркоман ножом искромсал. А еще одна девка, проигнорировавшая счетчик, лишилась сестры – она сгорела на даче, когда что-то отмечали с приятелями… Я тебя ни в коем случае не пугаю. Просто я хочу, чтобы мы были вместе. Мы не должны отступать. Согласна?»
Вика уже собралась писать ответ, как вдруг в прихожей послышался легкий шум.
Она вздрогнула. Кто бы это мог быть?! Отец?
Девушка на цыпочках подошла к двери, тихонько отворив ее.
– Мама?! – не веря своим глазам, прошептала она. – Это ты? Я не сплю?
– Я ненадолго, – сказала мама, смущенно глядя на дочь. – Ну? Может, обнимемся?
Вика осторожно подошла к ней.
– Ты навсегда пришла?
Уголки глаз мамы повлажнели от слез.
– Мы… гм, Вика, мы как-нибудь поговорим об этом. Чаем угостишь?
– Конечно.
– Ты плохо выглядишь, – озабоченно произнесла мама, когда они сели на кухне. – Как будто с того света пришла. Ты не заболела, Викуля?
– Так… – с неохотой протянула Вика, включая электрический чайник. – Голова немного болит. Все нормально, ма.
Мама вздохнула.
– У тебя как? – безразлично спросила Вика. Она успела заметить, что мама выглядит совершенно иначе, нежели пару дней назад, когда приходила за какой-то вещью.
«Она выглядит растерянной, – подумала девушка, доставая с полки чашку. – Даже не просто растерянной, а подавленной. Что-то тревожит ее».
– Так себе, – через силу улыбнулась мама. – Что-то навалилось всего… Папа еще не пришел?
– Нет.
– Он тебя не обижает? – поинтересовалась мама.
– Мама, ты о чем? Конечно, нет, – усмехнулась Вика, и сама мысль о том, что отец как-то может ее обидеть, показалась ей глупой и нелепой.
– Вы когда разводитесь? – задала она вопрос, и мама неопределенно пожала плечами.
– А ты бы этого хотела? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Вика, и это было правдой. А с другой стороны, не все ли равно? Зачем она вообще стоит здесь и задает маме какие-то дурацкие вопросы?!
– У тебя тушь потекла, – заметила Вика, взглянув на нее. И снова эта напряженная вымученная улыбка, словно кто-то сунул маме пальцы в рот, нещадно растягивая уголки в стороны.
Пока мама приводила себя в порядок в ванной, Вика с отрешенным взглядом водила чайной ложкой по столу.
С мамой что-то произошло, это точно. Вот только что именно? Связано ли это с ее новым поклонником?! Или она поняла свою ошибку и решила вернуться к папе?
Вопросов было слишком много, и у нее снова заныли виски, набухая кромсающей болью.
Когда мама вернулась, Вика указала ей на дымящуюся чашку, сказав:
– Только у нас ничего к чаю нет.
– Я куплю в следующий раз, – сказала мама. – Вика, спасибо, но… я пойду. Извини, что заставила тебя возиться с чаем. Я, собственно, только на тебя взглянуть хотела.
Девушка равнодушно пожала плечами.
– Я тебя провожу, – сказала она спокойно, и, судя по всему, ее прохладное поведение задело маму. Уже в дверях она вдруг остановилась и, повернувшись, посмотрела на Вику.
Этот взгляд был невыносим, Вике казалось, что он превратился в невидимую указку, острый кончик которой вот-вот войдет ей в глаз и, проникая глубоко в мозг, выйдет из затылка.
– Прости меня, любимая, – тихо сказала мама. – Я знаю, что сделала очень плохо. Ты ни в чем не виновата, но я должна спросить тебя. Твое сердце примет меня?
Они стояли, безмолвно разглядывая друг друга, словно какие-то диковинки. По ногам Вики скользил сквозняк – мама уже открыла входную дверь.
– Не знаю, – глухо ответила она, отводя взор.
И это тоже было правдой.
И вообще. Разве от ее ответа что-то зависит? Учитывая, что через два дня Вики не будет?!
Что-то надломилось в маме. Крошечный огонек надежды, тлеющий глубоко в глазах, угас, и в какие-то доли секунды она постарела сразу на много-много лет…
Глубоко вздохнув, она вышла за порог, и Вика с каменным лицом закрыла за ней дверь.
И лишь потом бессильно, словно срезанный цветок, опустилась прямо на пол, разрыдавшись.
Нападение
Возвращаясь с работы, Сергей Викторович Елагин зашел в супермаркет. Набрав полную корзину продуктов, он остановился возле витрины с алкогольной продукцией. Где-то глубоко внутри настойчиво затренькал колокольчик, словно напоминая о том, что он на правильном пути.
«Конечно, Елагин, – затараторил внутренний голос. – Бери коньяк и дуй к кассе. «Кенигсберг» или еще какой-нибудь. Все равно после второй рюмки тебе уже будет неважно, чем ты будешь накачиваться…»
Сергей Викторович облизнул пересохшие губы.
Желание выпить было сильным, как никогда, но вместе с тем мужчина отдавал себе отчет, что с каждым днем его пагубное пристрастие уволакивает его куда-то вниз, в слизкую заплесневелую яму, откуда несет душным перегаром, а дно которой усеяно битым стеклом. И выбраться из этой зловонной бездны будет ой как непросто.
