Миссис Форбс опустилась на диван.
– Не обращайте внимания, девочки, что-то я совсем запуталась. – Она похлопала по шее сзади, точно хотела убедиться, что голова у нее все еще на плечах. – Возраст, сами понимаете.
– Только мы никак не можем понять, куда она подевалась, – настаивала я.
Миссис Форбс принялась разглаживать кисточки на подушках.
– Уверена, скоро она вернется, – сказала она. – Обычно люди возвращаются.
– Надеюсь, так, – заметила Тилли и принялась развязывать фартук. – Мне нравилась миссис Кризи. Такая симпатичная.
– Очень славная была женщина, просто уверена в этом. – Миссис Форбс продолжала возиться с подушкой. – Но мне не довелось с ней общаться. Не знаю, что и сказать.
Я передвигала пальцем печенья на тарелке.
– Может, кто-то из соседей на нашей улице знает, куда она отправилась?
Миссис Форбс встала.
– Сильно сомневаюсь, – заметила она. – Причина, по которой Маргарет Кризи исчезла, не имеет отношения ни к одному из нас. Пути господни неисповедимы, так говорит Гарольд, и тут он прав. На все есть свои причины.
Мне захотелось спросить, какие именно причины и почему Господь скрывает от нас свои соображения, но тут миссис Форбс достала из кармана список.
– Гарольд скоро вернется. Пора приниматься за работу. – И она начала водить пальцем по строчкам, выведенным синими чернилами.
Мы шли по нашей улице. Небо давило на нас всем своим весом, ноги еле двигались из-за жары. Я смотрела на горы, обступившие город, но невозможно было определить, где начинаются они и где кончается небо. Пекло заставило их слиться воедино, горизонт дрожал, плавился и шипел, словно не хотел, чтобы его обнаружили.
Из какого-то окна вырвался голос комментатора матча в Уимблдоне: «Преимущество, Борг!» И отдаленный рокот аплодисментов.
На улице было безлюдно. Безжалостное полуденное солнце разогнало всех по домам, где люди сидели, обмахиваясь газетами и натирая руки и плечи кремом от загара. Единственным человеком, оставшимся на воздухе, была Шейла Дейкин. Она сидела в шезлонге на лужайке перед домом номер двенадцать, широко раскинув руки и ноги, подняв лицо к солнцу, словно кто-то вынудил ее пойти на эту огромную жертву и обгореть до красноты.
– Здравствуйте, миссис Дейкин! – крикнула я через живую изгородь.
Шейла Дейкин приподняла голову, и я увидела, что в уголке рта у нее блестит слюна.
Она махнула нам рукой:
– Привет, леди.
Она всегда называла нас «леди», и обе мы заулыбались, а Тилли даже покраснела от смущения.
– Так, значит, Бог все-таки живет в доме миссис Форбс, – сказала Тилли, когда мы перестали улыбаться.
– Хочется верить, что так. – Я оттянула шапочку на голове Тилли назад, чтоб прикрыть шею. – Мы можем с уверенностью сказать, что миссис Форбс в безопасности, хотя… насчет ее мужа я не совсем уверена.
– Какая жалость, что она ни разу не встречалась с миссис Кризи, иначе бы могла дать нам хоть какую-то подсказку. – Тилли отбросила носком сандалии мелкий камушек, и он приземлился где-то в кустах.
Тут я так резко затормозила, что из-под сандалий вырвалось облачко пыли.
Тилли обернулась.
– В чем дело, Грейси?
– Пикник, – ответила я.
– Какой пикник?
– Снимок пикника на каминной доске.
Тилли нахмурилась.
– Что-то я не понимаю.
Я смотрела на тротуар и пыталась все точно вспомнить.
– Женщина, – сказала я. – Та женщина.
– Какая женщина?
– Та, которая стоит рядом с миссис Форбс на пикнике.
– И что с ней? – спросила Тилли.
Я подняла голову, посмотрела подруге прямо в глаза:
– Это была Маргарет Кризи.
Дом номер два, Авеню
4 июля 1976 года
Брайан пел перед зеркалом в холле и пытался найти пробор в волосах. Это было довольно трудно, поскольку по настоянию мамы было куплено зеркало модного дизайна – в виде звезды, – и оно больше напоминало звезду, чем зеркало. Но если стоять на полусогнутых ногах и наклонить голову вправо, то он видел отражение почти всей своей головы.
Волосы – это его гордость, так всегда говорила мама. Вроде бы нынешним девушкам больше нравятся парни с длинными волосами, хотя он немного сомневался. Он успел отрастить их до подбородка и на этом остановился – как-то потерял интерес.
– Брайан!
А может, заложить пряди за уши?
– Брайан!
Крик дергал его, как поводок собаку. Он заглянул в дверь гостиной.
– Да, мам?
– Будь другом, принеси коробочку «Милк трей»
[21]. Эти ноги… они меня окончательно доконали.
Мама утопала в море вязания, ноги покоились на валике дивана, и она растирала шишки на стопе прямо через колготки. Он даже расслышал потрескивание статического электричества.
– Все эта чертова жара. – Она морщилась от напряжения, тяжело отдувалась.
– Вон там! Там! – Перестав растирать шишки, она указала на табурет, на котором, в отсутствие ее ног, нашли прибежище журнал «ТВ таймс», домашние тапочки и надорванный пакетик мятных леденцов. Он протянул ей конфеты, и она уставилась в открытую коробочку с той же сосредоточенностью, с какой ученик на экзамене пытается ответить на самый трудный вопрос.
Затем сунула в рот конфету с апельсиновым кремом и окинула неодобрительным взглядом его кожаную куртку.
– Собрался куда?
– Иду выпить пинту с ребятами, мам.
– С ребятами? – Она взяла рахат-лукум.
– Да, мам.
– Тебе уже сорок три, Брайан.
Он хотел было запустить пальцы в волосы, но, вспомнив о бриолине, вовремя остановился.
– Хочешь, попрошу Вэл немного подстричь тебя в следующий раз, когда она заскочит?
– Нет, спасибо. Я отращиваю волосы. Девушкам так больше нравится.
– Девушкам? – Она расхохоталась, к передним зубам у нее прилипли три крохотных кусочка рахат-лукума. – Тебе уже сорок три, Брайан.
Он переступил с ноги на ногу, кожаная куртка скрипнула в плечах. Он купил ее на рынке. Наверняка подделка. Возможно, просто синтетика, которая притворилась кожей, а он единственный человек, которого продавцу удалось обдурить, вот и носит ее теперь, как полный идиот. Брайан приподнял воротник, который тоже скрипнул под пальцами.
