– Просто хочется глотнуть свежего воздуха.
– Только не торчи там целую вечность. Сам знаешь, нервы у меня расшатаны, не терплю оставаться одна в доме надолго. Ну, по крайней мере до тех пор, пока вся эта свистопляска не закончится.
Брайан берет с подоконника табакерку и коробок спичек.
– Ладно, я скоро, – обещает он.
И выходит в темноту.
Дом номер четыре, Авеню
5 июля 1976 года
Сегодня понедельник. Первый настоящий день каникул. Лето перекидывало длинный пыльный мост к сентябрю. Я валялась в постели как могла долго, оттягивая момент, когда можно будет сделать первый шаг.
Я слышала родителей в кухне. Звуки такие знакомые – звяканье посуды, хлопанье дверец шкафчиков и дверей, – и я знала, какой звук за каким последует, как в музыкальном произведении. Положив под голову подушку, слушала, смотрела, как ветерок вздувает занавески, наполняет их воздухом, словно паруса. Тем не менее дождя все нет и не предвидится. Приближение дождя можно уловить по запаху, говорил папа, это как запах моря. Но лежа в постели, я улавливала лишь ароматы овсянки для Ремингтона и бекона – они вплывали в комнату с кухни. Интересно, подумала я, можно ли отвертеться от завтрака, снова заснув, но тут же вспомнила, что мне необходимо найти Бога и миссис Кризи, а без завтрака тут не обойтись.
Мама была сегодня какая-то очень тихая. Молчала, когда я вошла в кухню, молчала все то время, пока я ела рисовые хлопья, молчала, когда я ставила миску в раковину. Но весьма странным казался тот факт, что, несмотря на молчание, она все равно оставалась на кухне самым шумным человеком.
Отец сидел в углу и протирал туфли клочком газеты, мама носилась вокруг буфета и шкафчиков. Время от времени он изрекал нечто вполне тривиальное – наверное, желая проверить, получится ли втянуть кого-то в беседу. Он уже пытался поговорить о погоде, но никто не поддержал тему. Он даже заговорил с Ремингтоном, но тот лишь стучал хвостом по линолеуму и казался смущенным.
– Значит, первый день каникул, – сказал отец.
– М-м-м… – Я подошла к холодильнику, сунулась посмотреть, из чего будет сегодня состоять ленч.
– И как же вы с Тилли собираетесь провести лето?
– Мы ищем Бога, – отозвалась я из глубины холодильника.
– Бога? – удивился он. Я слышала, как трется бумага о кожу. – Ну, тогда вам есть чем заняться.
– Это не так уж трудно, как думаешь. Бог, он повсюду.
– Повсюду? – спросил отец. – Лично я не уверен. Такое впечатление, будто он старательно обходит этот городок стороной.
– Ой, только не начинай, Дерек. – Я посмотрела поверх дверцы холодильника и увидела, как мама протирает полотенцем столовые приборы и запихивает их в выдвинутый ящик. – Я ведь уже объяснила тебе, почему не пойду.
– Да я не об этом. Но раз уж ты упомянула…
Я так и застыла у полки йогуртов с черной смородиной и дюжиной яиц от домашних несушек.
– Мне незачем оправдываться. За всю жизнь успеешь находиться по похоронам, и вовсе не обязательно являться на те, где тебе совсем не хочется быть.
– Просто боюсь, что вообще никто не придет. – Отец перестал чистить туфли и теперь разглядывал их. – Я пойду, если получится сорваться с работы. Два часа дня – конечно, не самое удобное время.
– Мамочка Тощего Брайана там будет, – отозвалась мама.
– О, она ходит на все похороны. Единственное, ради чего готова выйти из дома. – Отец сунул щеточку в коробок с ваксой. – Они с сынком друг друга стоят.
– И вообще я знала Энид не слишком хорошо. – Мама поднесла ладони к лицу, и я услышала, как она глубоко и горестно вздохнула. – Ужасно, что она умерла вот так, в одиночестве, но не думаю, что от моего присутствия на похоронах ей станет легче.
А, та женщина с Тутовой улицы. Я становилась просто отличным детективом.
– Ну, как знаешь, – заключил отец, и мама снова погрузилась в молчание.
– Просто не верится, что миссис Форбс нам соврала, – сказала Тилли.
Я созвала экстренное совещание у себя в спальне. Не идеальный вариант, поскольку Тилли легко отвлекалась, но миссис Мортон поехала навестить могилу мужа, и запас шоколадных печений и прочих вкусностей на ее кухонном столе стал временно недоступен.
Я думала о своих родителях. Они тоже вечно привирали. К примеру, насчет времени, которое требуется, чтобы доехать куда-нибудь, о том, скоро ли мне подадут чай. И хотя мама всегда говорила, что подарки я получаю от них обоих, открывая очередной пакет или коробочку рождественским утром, я видела, что отец удивлен не меньше моего.
– Да эти взрослые вообще врут всю дорогу, – сказала я. – Главное, понять, почему миссис Форбс это сделала.
Я записала дату в блокнот. Я видела, как Тилли поглядывает на куколок на полке у меня над головой. Заметила, как жадно рассматривает она эти забавные фигурки.
– У тебя есть галаго
[25], – сказала она, – и жираф. А у меня – ни того, ни другого.
– Сосредоточься, Тилли.
Глаза пробежали по всей длине полки.
– Даже целых два галаго, – добавила она. – Два! А у меня ни одного.
– Это пара, – пояснила я. – Они подходят друг другу. Их и должно быть двое.
– Вот уж не знала, что их продают парами. Тогда, наверное, их разделить нельзя.
– Тилли, сейчас не об игрушках идет речь. Мы должны выработать план.
– Я знаю, что она говорила неправду, – сказала Тилли.
Ручка моя зависла над бумагой.
– Откуда знаешь?
– Ну, по взгляду было видно. У моей мамы точно такой же взгляд, когда она говорит о папе. Но я-то знаю, эти рождественские открытки якобы от него она сама пишет. Ее почерк.
– Моя мама пишет все рождественские открытки.
– Но ведь это не одно и то же, верно? – заметила Тилли.
– Нет, – ответила я. – Наверное, нет.
Ветер продолжал надувать занавески. Мама весь день то задергивала их, чтобы жара не пробралась в дом, то раздвигала, чтобы выгнать накопившуюся духоту. Я влезла на кровать, обогнула Тилли и раздвинула их еще на дюйм. Тилли обернулась, посмотрела на улицу.
– Что это там делает мистер Кризи? – спросила она.
Джон Кризи стоял посреди улицы и всматривался куда-то в даль.
– Автобуса ждет, – ответила я. – Он останавливается в самом конце улицы в пять минут двенадцатого.
– Тогда почему он не на остановке?
– Ну, он вовсе не собирается в него садиться. Просто смотрит, не выйдет ли из него миссис Кризи. Каждый день ее ждет, – объяснила я.
