Всего лишь вопрос времени.
11 декабря 1967 года
Снова говорит Гарольд. Джон слышит его сквозь шум других голосов.
– Хотите знать, что я думаю по этому поводу?
Никто не отвечает, но Гарольда это не останавливает и никогда не мешает ему высказаться, донести свое мнение до окружающих.
– Лично я считаю, если полиция не станет его переселять, мы должны взять это дело в свои руки. Вот что я думаю.
В ответ кивки, возгласы поддержки. Джон видит, как Мэй Рупер пнула Брайана под столом по ноге.
Гарольд стучит пальцем с обручальным кольцом по краю бокала, и Дороти моргает при каждом стуке. Дерек Беннет одним махом выпивает свою пинту, и вся компания вновь погружается в молчание.
Джону хочется уйти. С того места, где он стоит, видна дверь. Всего несколько шагов – и он уже на улице, уходит, оставляет их всех, но с другой стороны, здесь собралась вся улица. Все, кроме его матери, которая согласилась посидеть с малышкой Грейс и заодно полюбоваться, как Фред Астер дотанцует до счастливого конца фильма. Нет, это будет слишком вызывающе, если он уйдет. Все сразу поймут, что он слабак, трус и вообще никчемный человек. Придется остаться. Раз в кои-то веки он должен себя проявить. Должен обрести голос как бы в компенсацию за все эти годы молчания.
– Мы пытались наблюдать за его домом, – говорит Дерек. – И толку ноль. Даже еще больше все осложнилось. Теперь он и носа на улицу не высунет. По крайней мере, раньше мы еще могли узнать, что он там затевает.
– Такому типу нельзя позволить жить на одной улице с нами, – говорит Мэй Рупер.
Джон видит, как она под столом снова забарабанила по ноге Брайана.
– Мама права, – тут же на автомате говорит Брайан.
– Говорят, будто бы он имеет право жить там, где хочет. – Дороти все еще моргает, хотя Гарольд перестал постукивать обручальным кольцом по бокалу.
– Весь мир просто с ума сошел, – вступает Шейла. – Больно уж много прав стало сегодня у людей.
Все кивают. Даже Дороти Форбс, которая умудряется делать это, не переставая мигать.
– Кем надо быть, чтоб посметь обидеть ребенка? Сколько в таком человеке зла? – спрашивает Дерек.
Шейла Дейкин тянется за своим персиковым коктейлем, но промахивается, и напиток выливается на стол.
– Ради бога, простите.
Зовут Клайва, тот появляется с полотенцем, все приподнимают свои бокалы, пока он вытирает стол.
– Он всегда говорит, что это ошибка. – Сильвия обхватывает себя руками. – Недоразумение.
– Слишком уж много получается недоразумений. – Эрик Лэмб пьет «Гиннесс» и вытирает губы тыльной стороной ладони. – Фотографии, то, что случилось с Лайзой. Я-то думал, что захват ребенка история единичная, но и ослу понятно, что нет.
– Подобным людям нельзя разрешать иметь фотоаппарат, – высказывается Мэй Рупер.
– Мама права. – Брайан умудряется выпалить это до того, как получит пинок под столом.
Руки у Сильвии все еще скрещены на груди. Она заказала себе апельсиновый сок «Бритвик», но бокал так и стоит на столе нетронутый. – В полиции говорят, что фотография его хобби, а потому запретить ему они ничего не могут.
– Такому типу нельзя разрешать иметь всякие там хобби, – считает Мэй. – Бог его знает, какие еще фотографии он там делает.
Все опускают глаза и отпивают по глотку. Молчание разворачивается над столом как скатерть, и никто, похоже, не осмеливается нарушить его. Появляется Клайв, собирает пустую посуду. Обменивается взглядом с Гарольдом, но оба молчат. Джон провожает глазами Клайва, пока тот идет к стойке бара. Несет так много бокалов, что пальцев не хватает.
Сильвия первой нарушает молчание, хотя голос ее тих, еле слышен, Джон почти не различает слов.
– Единственный способ убрать его с нашей улицы, – предлагает она, – это лишить дома, в котором он живет.
– То-то будет здорово, если он вернется после Рождества и увидит, что дома-то его и нет, – говорит Шейла.
Джон хмуро смотрит на нее.
– Он всегда уезжает на рождественские каникулы, Джон. Мишура и жареная индейка в компании с мамочкой. Уезжает туда, где его никто не знает, никто даже не подозревает, что этот тип способен вытворять.
Шейла была права. Уолтер Бишоп покидал свой дом только на Рождество. Он никуда не ездил даже летом. Так и торчал в доме под номером одиннадцать, парился в четырех стенах до самого сентября.
– Вот бы он вернулся к Новому году и обнаружил, что дом сровняли с землей бульдозером, – говорит Дерек. – Чертов извращенец!
Гарольд откидывается на спину стула, скрещивает руки на груди.
– Заметьте, – говорит он, – совсем не обязательно нужен бульдозер, чтобы избавиться от дома.
Эрик отрывает взгляд от бокала с пивом. В глазах Дерека искрится улыбка, под столом Мэй Рупер снова принялась пинать сына.
– Вы о чем? – недоумевает Брайан.
– Да о том, парень, что порой в такие вещи может вмешаться сама судьба. Замыкание в проводке, искорка от огня в камине. Это еще вовсе не означает, что кто-то должен пострадать.
Эрик ставит свою пинту на стол. Как-то особенно осторожно.
– Надеюсь, ты понимаешь, что предлагаешь, Гарольд.
– Лично я ничего не предлагаю. Просто хотел сказать… такое порой случается.
– Или этому помогают случиться, – добавляет Шейла.
– Господи Иисусе! – Эрик закрывает лицо руками.
– Оставь Иисуса в покое. Иисус Христос не живет в соседнем с ним доме. Кстати, и ты тоже.
Эрик не отвечает. Просто удрученно качает головой, но этого достаточно, чтоб Гарольд снова завелся.
– Знаешь, Эрик, лично я сыт по горло! Сыт по горло тем, что приходится жить рядом с этим поганым извращенцем. И если мы ничего не предпримем вместе, тогда, да помоги мне Господь, я за свои действия не отвечаю. Вы должны подумать о детях. На нашей улице полно ребятишек.
Джон и прежде видел, как сердится Гарольд. Да Гарольд всю свою жизнь только и знал, что возмущаться и спорить. Но тут совсем другое дело. Его гнев был более страшен и брутален, и Джону казалось – он знает, чем это продиктовано. Возможно, все они здесь гневались, и каждый по-своему, потому как лица у людей за столом изменились. Они явно мучились, каждый искал свой подход. Он угадывал это по лицам, по тому, как соседи опускали глаза, стараясь скрыть свое истинное мнение.
Лишь Дороти смотрит прямо перед собой. И глаза ее так ярко сияют.
– Мы все чувствуем то же самое, Гарольд. Так что не принимай близко к сердцу.
Джон слышит это – призыв к умиротворению, произнесенный слегка дрожащим голосом человека с опытом.
