Миссис Рупер жадно затянулась сигаретой.
– Ничего подобного не ожидала, – протянула она.
Дом номер четыре, Авеню
5 июля 1976 года
Мы с Тилли остановились как раз на середине лестницы.
В ходе многочисленных экспериментов мне удалось выяснить, что это самое удобное место. Если подняться выше, слов уже не расслышать; сойти немного вниз – и есть риск, что тебя обнаружат и отправят в твою комнату, повторяя все известные поговорки на тему того, что подслушивать нехорошо.
– Мы что-то пропустили? – шепотом спросила Тилли.
Мама притворила дверь в гостиную, но щелочка осталась, и мы видели часть мундира констебля Грина и левое папино плечо.
– Думаю, они просто предлагают ему чашечку чая, – шепнула я в ответ. – Они не стали бы этого делать, если бы он пришел их арестовать.
Я слышала голос мамы. Ломкий, как яичная скорлупа.
– Я бы предпочла остаться, если не возражаете, – сказала она.
Отец пожал левым плечом, возможно – и правым тоже, но мы этого не видели. И заявил:
– Нет ничего такого, чего бы я не мог сказать вам в присутствии моей жены.
Папа обычно не называл маму «моя жена».
Судя по спине констебля Грина, тот достал из кармана блокнот. Через щель в двери было слышно, как он переворачивает страницы, а отец постукивает кончиками пальцев по спинке стула.
– Мистер Беннет, вы являетесь владельцем компании «Собственность и услуги по управлению Беннета», офис которой находится по адресу дом пятьдесят четыре, Сент-Джонс-стрит? – спросил констебль полиции Грин.
Отец подтвердил, что да, является. Голос его звучал слабо и как-то неубедительно. Прежде я никогда не слышала, чтобы отец говорил, точно человек, пытающийся вспомнить, как быть полезным.
– Тут у нас объявился свидетель, – начал Грин, – который видел, как миссис Кризи входила в ваше офисное здание… – тут раздался шелест еще одной переворачиваемой странички, – … ровно в два часа дня двадцатого июня.
Постукивание пальцев прекратилось, воцарилось молчание. Словно ни один из них не знал, кому следует заговорить первым.
Первой оказалась мама.
– Так это было накануне ее исчезновения, – заметила она.
– Именно так, – сказал констебль Грин. – К тому же в воскресенье.
Я слышала, как громко выдохнула мама. Словно слишком долго задерживала дыхание.
– Ну, не знаю, что она там делала, но к Дереку это не имеет никакого отношения. Днем по воскресеньям он ездит на заседания круглого стола, верно, Дерек?
– Мистер Беннет, вы можете подтвердить, что были у себя в офисном здании в воскресенье днем двадцатого июня?
Отец не стал ничего подтверждать. Вместо этого зашаркал подошвами комнатных туфель по ковру, а я снова прислушалась к дыханию мамы.
– Мистер Беннет?..
– Может, я и говорил с ней в тот день, перемолвился парой словечек, – ответил наконец папа. – Так, мимоходом.
Полицейский снова зашелестел страничками.
– Однако, когда я беседовал с вами на прошлой неделе, мистер Беннет, и спросил, когда вы в последний раз видели миссис Кризи, вы со всей определенностью ответили: «То ли в четверг, а может – и в пятницу».
Тилли обернулась ко мне, широко распахнув глаза. Я же, напротив, прищурилась.
– Должно быть, просто вылетело из головы, – сказал отец. – Но теперь, когда вы напомнили, да, точно. Я видел ее в воскресенье днем.
– А разве ваш офис открыт по воскресеньям, мистер Беннет? – спросил констебль Грин.
– Нет, – ответила вместо него мама. – По воскресеньям они не работают.
– Тогда как вы объясните, с какой целью миссис Кризи посетила ваше место работы?
– Дерек?.. – Мама сидела ко мне спиной, но я вполне могла представить выражение ее лица.
И еще я никогда не видела отца в таком положении. Это он всегда задавал вопросы и требовал объяснений. Как-то непривычно все это было, ощущение возникло такое, будто луч света сместился, и я поняла, что прочла лишь одну главу этой истории. Когда отец, наконец, заговорил, мы с Тилли так и приникли к перилам, чтобы лучше слышать.
– Она хотела посоветоваться, – сказал он. – В другой день просто не могла прийти.
– Посоветоваться? – спросил констебль полиции Грин.
– Именно так.
– И по какому же вопросу?.. – Снова зашелестели странички. Я почувствовала, что просто ненавижу этот его блокнот. – Связанному с собственностью или управлением?
Я видела левую руку отца. Она потянулась к локтю правой. Молчание. Единственным звуком было тиканье кухонных часов, торопливо съедающих секунды.
– Она подумывала сделать инвестицию, – ответил он наконец.
– Понимаю, мистер Беннет. Вот только почему-то ее муж и словом не упомянул об этом ее намерении.
– Не думаю, что миссис Кризи стала бы обсуждать этот вопрос с мужем, констебль Грин. Сейчас на дворе семидесятые. И в наши дни женщины вправе самостоятельно принимать решения.
Он снова говорил уверенно и звучно.
Я видела, как полицейский одернул мундир и убрал блокнот в карман. Потом услышала, как он советует отцу как следует поразмыслить и вспомнить – может, что-то еще выскользнуло из памяти. Констебль Грин произнес это «выскользнуло из памяти» так, словно учился говорить на иностранном языке. Отец новым уверенным тоном ответил, что непременно постарается. Дверь в гостиную отворилась, все вышли в холл. Одновременно мы с Тилли бесшумно и одним духом взлетели на верхнюю площадку.
– Ну, и что ты обо всем этом думаешь? – спросила Тилли, когда мы оказались у меня в спальне. Она запыхалась от подъема по лестнице и волнения.
Я пожала плечами:
– Не знаю…
– А тебе не кажется странным, что твой папа ни разу не упоминал об этом прежде?
– Может, и так.
– А вот лично мне все это кажется очень странным. – Последнее слово прозвучало приглушенно – в этот момент она стягивала пончо через голову. – Как-то концы с концами не сходятся.
Мы уселись на кровать. Шелковое стеганое одеяло приятно холодило ноги. С первого этажа доносился голос мамы, волны его нарастали, ширились, бились в потолок.
Тилли взяла одну из фигурок галаго, поднесла ее к лицу.
– Не думаю, что твоей маме все это понравилось, – пробормотала она.
Я провела ладонью по одеялу, статическое электричество покалывало пальцы.
– Да уж, – согласилась я.
– Наверное, огорчилась, что этот полицейский еще раз наведался к вам. Ведь они в полиции очень заняты, верно? Работы наверняка полно.
