– А может, она никогда не вернется домой, Грейси. Может, мы с самого начала были правы. Может, мистер и миссис Форбс убили ее и похоронили во внутреннем дворике.
– У мистера и миссис Форбс нет никакого внутреннего дворика! – крикнула из кладовки миссис Мортон.
– И все же я уверена, что если мы найдем Его, то миссис Кризи вернется, – сказала я. – Просто надо продолжать искать.
– Раньше ты говорила, что в доме Эрика Лэмба Его точно нет. Потому что Бог просто не может быть там, где человек так грустит. Ну, а все остальные места мы уже обыскали.
Я подцепила край игральной карты ногтем.
– Грейси?
– Мы еще не все места обыскали, – пояснила я.
Я изложила Тилли свои соображения, она удивленно посмотрела на меня и воскликнула:
– Нет! Мы не можем!
Я взяла Тилли за руку и вывела в сад. Просто удивительно, как много может подслушать человек из кладовой.
– Мы же договаривались, что не будем заходить в дом номер одиннадцать, – сказала она. – Потому что там опасно.
– Нет, – ответила я. – Ничего мы не договаривались. Это твои выдумки.
Мы уселись на два огромных глиняных горшка для растений, которые миссис Мортон хранила за сараем. Вообще-то сараем миссис Мортон назвать это было нельзя, поскольку после исчезновения человека на белом свете всегда остаются места, которые будут неизменно принадлежать ему.
– Миссис Мортон говорила, чтобы мы не смели приближаться к этому Уолтеру Бишопу. – Тилли заерзала на своем горшке.
– А ты всегда делаешь то, что говорит тебе миссис Мортон?
– Ну, почти.
– Ведь ты только что сама говорила, что не веришь в правила. Говорила, что они делают жизнь скучной.
Тилли сидела, обхватив руками колени, и казалась совсем маленькой.
– Это совсем другое дело, – пробормотала она. – И я считаю, что это правило мы должны соблюдать.
– Бог точно должен там быть, Тилли. Просто обязательно. В других домах мы его не нашли, и дом номер одиннадцать – наша последняя надежда.
– Ладно, давай просто представим, что Он там, и все. Зачем туда ходить?
– Нет, мы должны проверить. Если не сделаем этого, миссис Кризи никогда не вернется, а потом может исчезнуть кто-нибудь еще. Так что надо убедиться: у нас есть пастырь и защитник.
У меня разболелась голова. За сараем миссис Мортон тени не было, солнце палило во всю мощь. От жестоких яростных лучей кожа у меня покраснела.
– Мне страшно не хочется туда идти, Грейси.
Тилли заглянула мне в глаза. Прежде она никогда так на меня не смотрела.
– Что ж, и без тебя обойдусь! – воскликнула я, пряча за криком страх. – Если не хочешь идти со мной, пойду одна!
– Нет, не надо! Ты не должна!
– Тогда попрошу кого-нибудь другого пойти со мной. – Я встала. Жара, казалось, только усилилась. Она так и струилась от стен сарая и пыльной кирпичной садовой стены миссис Мортон. – Попрошу Лайзу Дейкин.
Я еще не понимала всей власти слов. Не знала, как они, выскочив изо рта, начинают жить своей собственной жизнью. Не понимала, что в этом случае они уже больше тебе не принадлежат. Я не знала, что раз ты отпустила их на свободу, они порой могут завладеть тобой.
Я посмотрела на Тилли. Маленькая и невероятно бледная, такой я ее еще никогда не видела, но солнце уже успело подобраться к ее лицу, и от жара кончик носа у нее покраснел.
– Зачем ты так? – воскликнула она. – Я думала, мы с тобой лучшие подруги. Думала, мы здесь единственные, кто ищет Бога.
– Человек вправе иметь больше, чем одного лучшего друга. – Волосы нагрелись на солнце и стали непослушными, я откинула их с лица. – И если ты со мной не пойдешь, тогда придется мне пересмотреть наши отношения.
Тилли промолчала.
Я продолжала смотреть на нее:
– Решай. Или ты идешь со мной, или я пойду и попрошу Лайзу Дейкин.
Она крутила пуговицу на нитке.
– Ну, раз так, то, наверное, мне все же стоит пойти, – тихо сказала Тилли.
И вот мы ждали в полном молчании – Тилли, я и этот спор. Он ничуть не походил на споры и ссоры моих родителей, где все топали, хлопали дверьми и вообще производили много шума. Наш спор был тихий и вежливый, и еще я не знала, что мне делать дальше.
Ну, и тогда неспешно зашагала от сарая по узенькой тропинке. Потом на секунду обернулась.
– Перед тем, как пойдем, намажься кремом! – крикнула я. – А то у тебя нос совсем сгорит.
– Ладно, Грейси. – Я слышала, как Тилли встала с глиняного горшка. – Как скажешь.
Я не так уж часто ссорюсь с людьми. А уж мы с Тилли вообще никогда не спорили и не ссорились. Иногда я пыталась, но она не попадалась на эту удочку. Только говорила «ладно, неважно», или «ладно, хорошо», или «как скажешь».
Это была наша настоящая первая ссора за все время.
Когда я с кем-то ссорилась, то всегда была рада одержать верх, но теперь, направляясь к кухне миссис Мортон и прислушиваясь к медленным шагам Тилли за спиной, я почему-то совсем не чувствовала себя победителем, хоть и добилась своего.
Дом номер одиннадцать, Авеню
15 июля 1976 года
В отличие от всех остальных домов на нашей улице дом номер одиннадцать довольно далеко отстоял от дороги. Он прятался за рощицей кедровых деревьев. Они теснились небольшой группой на передней лужайке, как незваные гости, которых не пускают в дом. В то время как все другие дома как бы приветствовали друг друга, выстроившись сплошной вежливой линией, дом номер одиннадцать стоял как-то отдельно, словно не решаясь присоединиться, оглядывал всю улицу и ждал приглашения.
Мы остановились у каменной ограды.
Я провела пальцами по кирпичной кладке, облачко оранжевой пыли повисло в воздухе.
– Думаешь, он дома? – спросила Тилли.
Я всмотрелась сквозь строй кедровых деревьев.
– Не знаю.
Дом отказывался выдавать свои тайны. Построен он был за несколько десятилетий до всех остальных домов на нашей улице и сторонился новоприбывших, которые возникали вокруг. Кирпичи потемнели и покрылись мхом от старости, вместо приветливых квадратных окон на нас через траву и деревья смотрели узкие и высокие стекла.
– Думаю, он всегда дома, – сказала я.
Мы сделали несколько нерешительных шажков по усыпанной гравием дорожке, приблизились к небольшому крытому крыльцу. С каждым шагом озирались по сторонам – вдруг что-то изменилось, вдруг деревья поменялись местами или окна не подмигивали нам, пока мы проходили мимо.
Дверь в дом Уолтера Бишопа была выкрашена в черный цвет. По краям висели клочья паутины, а в уголке одной из этих серых сетей терпеливо сидел паук в ожидании трапезы, которая все не появлялась. Мы остановились на плиточном пятачке в виде шахматной доски, рядом с целой горой газет ростом почти с Тилли. Я заглянула через окошко в холл – и там тоже валялись газеты. Старые заголовки, пожелтевшая от времени бумага, здесь гора поднималась почти на высоту окна.
