Потом мы уставились на паука.
– Не похоже, что этой дверью часто пользуются, – пробормотала Тилли.
Я ухватилась за деревянные перила, огибающие крыльцо. Они отшатнулись от моего прикосновения и жалобно скрипнули.
– Может, попробуем войти через заднюю дверь? – предложила я.
Тилли взглянула на горы газет.
– Ну, не знаю, Грейси. Как-то мне здесь не по себе.
Это уж точно.
Хотя мы находились всего в нескольких шагах от улицы, всего в нескольких шагах от садового сарая Эрика Лэмба и шезлонга Шейлы Дейкин, ощущение было такое, словно мы проделали неимоверно долгий путь и оказались очень далеко от знакомых мест.
– Не глупи, – сказала я. – Пошли. – Ни за что бы не призналась Тилли в своем страхе.
И вот мы стали обходить дом, стараясь держаться как можно ближе к стенке. Я отталкивалась от нее ладонями, и они покрылись красновато-коричневой кирпичной пылью. Я слышала, как за спиной хрустит под сандалиями Тилли гравий. Это был единственный звук. Даже птицы смолкли.
Я остановилась у первого окна, прижалась носом к стеклу.
Тилли выглядывала из-за угла дома.
– Ну, что, миссис Кризи не видать? – прошептала она. – Может, лежит там связанная? Или мертвая?
Комната выглядела усталой и какой-то несчастливой.
В окно ломились лучи полуденного солнца, но в доме Уолтера Бишопа царила тьма. Туалетный столик темного дерева, вытертый рыжеватый ковер весь в темно-бордовых пятнах. Небольшой диванчик с мшисто-зеленой обивкой, колючей даже на вид, на такой было страшно присесть. Из-за гобеленов и штор фирмы «Уилтон» комната напоминала пещеру.
Рядом в окне появилось отражение Тилли.
– Никого, – сказала я. – Такое впечатление, словно даже воздуха в этой комнате нет.
И я уже собиралась отвернуться, как вдруг заметила это.
– Смотри-ка, Тилли. – Я ткнула пальцем в стекло.
Крест. Большой медный крест, он стоял на каминной полке. Стоял в полном одиночестве. Ни фотографий в рамочках, ни украшений, ничего такого, что могло бы рассказать о человеке, который жил там, и оттого камин походил на алтарь.
– Так значит, я была права. – Я не сводила глаз с креста. – До сих пор мы заглядывали не в те дома.
– Сомневаюсь, что это верный признак того, что в доме обитает Бог, – заметила Тилли. – У моей мамы, к примеру, полно книг по кулинарии, а она почти никогда ничего не готовит.
Мы смотрели, а солнце золотило перекладины креста, и они отбрасывали отсвет через всю комнату. Луч ложился на мшисто-зеленый диванчик и на потертый ковер, потом тянулся до подоконника и отбрасывал свет на стекло, за которым стояли мы.
– Вау! – воскликнула Тилли. – Словно Бог на что-то указывает.
– Могу я чем-то помочь?
Мы вздрогнули от неожиданности и лишь через секунду сообразили, что рядом с нами стоит еще один человек.
Уолтер Бишоп оказался ниже, чем я помнила, или я стала выше, чем тогда, в рыбной лавке. И еще он был худощавее. Кожа гладкая и покрыта терракотовым летним загаром.
– Ищете кого-то? – спросил он.
– Бога, – сообщила Тилли.
– И миссис Кризи, – добавила я, чтобы хозяин дома не принял нас за сумасшедших.
– Понимаю. – Он медленно улыбнулся, в уголках глаз прорезались морщинки.
– Здесь последнее место, где мы надеялись найти, – пояснила Тилли. – Везде уже посмотрели.
– Понимаю, – повторил он. – Так где вы уже смотрели?
– Да везде, – ответила я. – В Библии сказано, что Бог повсюду, но мы никак не можем Его найти. Я уже начинаю думать, викарий что-то напутал.
Уолтер Бишоп присел на старую скамью, стоявшую у задней стены дома, и жестом указал на сиденье напротив.
– Бог вообще весьма любопытный предмет для разговора, – сказал он. – Ну, а сами-то как думаете, что случилось с миссис Кризи?
Мы уселись.
– Думаем, она где-то в Шотландии, – сказала Тилли. – Или ее убили.
– Тогда, наверное, это, скорее, дело полиции, если ее убили?
Я задумалась.
– Но полицейские часто ошибаются.
– Это уж точно. – Мистер Бишоп опустил глаза и стал водить пальцами по краске на скамье, хотя, честно сказать, осталось ее немного, почти вся облезла.
Тилли сняла свитер, сложила его на коленях.
– А нам нравилась миссис Кризи, правда, Грейси?
– Очень даже нравилась, – подтвердила я. – А вы знали ее, мистер Бишоп?
– О, да, конечно, она часто заходила ко мне. – Уолтер улыбнулся, потом снова стал ковырять краску на скамье. – Я очень хорошо ее знал.
– А как думаете, почему она ушла? – спросила Тилли.
Уолтер Бишоп долго не отвечал. Так долго, что мне начало казаться, что он не расслышал вопроса.
– Я вот что думаю. Она сама все нам расскажет, когда вернется, – произнес он наконец.
– Так вы считаете, она вернется? – спросила я.
– Ну, – протянул он, – если вернется, ей будет что рассказать. Это уж точно.
Тут он поднял голову и поправил очки, съехавшие к кончику носа.
Дерево приятно грело ноги.
– Ужасно удобное это ваше сиденье, – сказала я.
– Называется скамья-ларь.
Я откинулась назад, коснулась лопатками высокой спинки.
– Хорошее название для сиденья.
Он улыбнулся.
– Так и есть.
Какое-то время мы сидели молча. И я поняла – Уолтер Бишоп из тех людей, с которыми приятно просто посидеть и помолчать. На самом деле таких совсем немного, уже убедилась на собственном опыте. Большинство взрослых просто обожают заполнять паузы болтовней. Пустяковой, ничего не значащей болтовней, и весь этот поток слов предназначен лишь для одной цели – заполнить тишину. Но Уолтера Бишопа молчание ничуть не тяготило. И, пока мы сидели рядом в этот жаркий июльский день, я слышала лишь тревожные крики лесного голубя, засевшего где-то высоко на дереве и призывающего свою подругу. Я старалась разглядеть его, осматривала ветку за веткой, но так и не увидела.
Уолтер проследил за направлением моего взгляда.
– Он вон там. – Уолтер указал на самую верхушку дерева, и я заметила среди зелени проблеск сероватых перьев.
– А может, этот голубь и есть Бог, как думаете? – спросила я.
Уолтер поднял глаза.
– Определенно.
– И живет в кедровых деревьях?
Уолтер снова улыбнулся.
– Просто уверен в этом. И согласен с вашим викарием. Бог – повсюду. Или, по крайней мере, кто-то близкий к нему.
