Через несколько дней после истории с Лайзой Эрик заходит в магазин на углу. Пытается купить нечто такое, что может пробудить аппетит у Элси, ну, может, булочки с заварным кремом или какие-нибудь консервированные фрукты. Похоже, она напрочь утратила всякий интерес к еде, что, впрочем, вполне объяснимо. Погода поменялась, ночи стали длиннее и мрачнее. Такая погода вовсе не способствует появлению аппетита. Все так говорят. Он оглядывает полки. Набор продуктов у Сирила невелик, но в его лавке всегда можно отыскать среди банок с сухой горчицей и коробками корнфлекса что-нибудь любопытное. Стоя за пирамидой из банок с консервированными супами, Эрик слышит разговор у прилавка. Слышит голоса Шейлы Дейкин и Гарольда Форбса, и чьи-то еще, незнакомые.
Обсуждают Уолтера Бишопа. Интересно, думает Эрик, какие темы для бесед находились у этих людей до появления Бишопа.
– Что до меня, то ясно одно: он должен был исчезнуть в ту же минуту, как только все это началось. Чтоб у подонка не было шанса сделать еще какую-нибудь гадость.
Это был голос Гарольда, он стоял рядом с коробками с байховым чаем.
– А полиции все по барабану. Если он еще раз тронет мою Лайзу, то они арестуют меня.
Шейла Дейкин.
Эрик двинулся к прилавку. Там были и еще двое, парни, которых он видел в «Британском легионе», тут же и Лайза, втиснутая в свое пальтецо. Похоже, они призывали к порядку Уолтера Бишопа уже давно, потому как ребенок сполз на пол, чтобы было спокойнее грызть ногти.
– А мы тут как раз Бишопа обсуждаем, – говорит Гарольд.
– Да, слышал. – Эрик ставит коробку с печеньем на прилавок и кивает Сирилу.
– Ужас что творится, верно? – спрашивает Шейла.
Эрик понимает – это приглашение к танцу.
– Так и есть, – соглашается он.
– Мы говорили о том, чтобы написать петицию и передать в муниципалитет, – говорит Гарольд. Но звучит это скорее как вопрос, а не утверждение.
Эрик отсчитывает монеты.
– Не думаю, что какая-то петиция заставит этого типа уехать, – продолжает Шейла. – Его можно изгнать отсюда только грубой силой.
Девочка смотрит на Эрика понимающими глазами, он улыбается ей.
Шейла говорит о применении грубой силы и преимуществах такого подхода, но тут ее перебивает звон маленького колокольчика над дверью. Все дружно оборачиваются – с таким видом, точно ожидали увидеть человека, придерживающегося того же мнения, нового союзника, сторонника грубой силы и петиций с подписями соседей, – но в дверях углового магазинчика стоит сам Уолтер Бишоп в пальто, промокшем от дождя, и в запотевших очках. Все разговоры мгновенно стихают.
Шейла поднимает Лайзу с пола и крепко, что есть сил, прижимает к груди.
Уолтер проходит через весь магазин. Ботинки поскрипывают по линолеуму, сумка задевает банки на нижних полках. Вот он приближается к прилавку, снимает очки и протирает серым от грязи носовым платком. Эрик видит, как дрожат у него руки, видит капельки пота на лбу.
– Мне бы… – говорит Уолтер Бишоп. – Не будете так любезны продать мне пинту молока?
Все молчат.
Стоящий за прилавком Сирил складывает руки на груди и воинственно выдвигает вперед челюсть.
Уолтер Бишоп ждет. Он улыбается. Но улыбка какая-то вымученная. Продиктованная, скорее, оптимизмом, а не надеждой на успех, но все же улыбка. И Эрик никак не может понять: то ли Уолтер Бишоп просто глуповат, то ли полный болван.
– У нас нет молока, – отвечает Сирил.
Все молча переглядываются, в глазах нескрываемое любопытство.
– Всего одну пинту. – Уолтер указывает на ряды молочных бутылок, выставленные в холодильнике за прилавком.
– Нет у нас никакого молока, – говорит Сирил. – Не уверен, что сейчас в магазине есть что-нибудь на продажу.
Уолтер выдерживает взгляд хозяина лавки. Улыбка по-прежнему на губах, но постепенно вянет. По лицу видно – он ищет какой-то выход из ситуации.
Уолтер топчется у прилавка. Эрик слышит, как Гарольд с хрустом разминает руки, как Шейла барабанит пальцами по прилавку.
– У вас все? – спрашивает Сирил.
Уолтер разворачивается к выходу. Бормочет слова извинения, сожаления и благодарности – так тихо, что Эрик даже не понимает, шепчет ли он эти слова в реальности или же звуки сопутствуют признанию поражения. После того, как за ним затворяется дверь и затихает маленький колокольчик, все продолжают стоять в полном молчании.
Шейла грохает кулаком по прилавку.
– Вот что нам надо, – говорит она. – Показать этому Уолтеру Бишопу, что это, черт возьми, значит – быть цивилизованным человеком.
Они выходят на улицу. Говорит в основном Гарольд, а Шейла так и впитывает его слова, вместе с выхлопными газами парковки.
Эрик старается их не слушать.
Они вынашивают планы и петиции, договариваются о встречах в «Легионе», о телефонных звонках в муниципалитет. У Эрика есть более серьезные проблемы, о которых стоит подумать.
Он видит впереди Лайзу. Девочка карабкается на каменную изгородь, что огибает тротуар. Тянет руку, пытаясь потрогать нижние ветки деревьев, прикоснуться к самым их кончикам. У нее никак не получается, постоянно не хватает всего одного-двух дюймов. Он не сводит с нее глаз. Странно все же. Такая высокая девочка, а ничего не получается.
А потом он вдруг понимает, почему не получается. Розовая ткань так туго натянута на плечах, что не дает рукам дотянуться до веточек.
По этой причине она и лезет из кожи вон. Во всем виновата куртка с капюшоном. Она ей маловата.
Дом номер четырнадцать, Авеню
20 июля 1976 года
– Ну, это-то вас, наверное, не слишком беспокоит? – спросил мистер Форбс.
Все мы наблюдали за тем, как мистер Капур приводит в порядок свою длиннющую машину. Я сидела на траве у ног мистера Форбса.
Мистер Капур высунулся из-за капота.
– Что именно беспокоит? – спросил он.
– Жара. – Мистер Форбс указывает на небо, я вижу, как он в своих сандалиях приподнимается на цыпочки. – Жара, она ведь не валит вас с ног? Как всех тут остальных?
Мистер Капур нахмурился, отряхнул одежду. Он мыл свою машину специальным шампунем. Без всякой воды, иначе миссис Мортон задала бы ему жару. Оттирал с нее птичий помет.
– Просто Гарольд хотел сказать, что там, в ваших родных краях, должно быть, дикая жарища всю дорогу. – Мэй Рупер стояла позади меня, навалившись грудью на изгородь. Я слышала, как жалобно постанывали деревянные плашки под ее весом, особенно когда она начинала говорить.
– В Бирмингеме? – спросил мистер Капур.
– А разве в Пакистане тоже есть город Бирмингем? – удивилась миссис Форбс.
