И он принялся медленно раскачиваться на стуле.
– О господи! – Шейла Дейкин откинулась на спинку стула и затеребила кончик носа.
Я обвела взглядом присутствующих. Все застыли, а Мэй Рупер, доставшая шоколадное печенье из коробки, так и не донесла его до рта.
– И все же я никак в толк не возьму, – пробормотал мистер Форбс, – к чему тебе, скажи на милость, понадобилось оставлять туфли на берегу канала?
– Маргарет всегда любила ходить по тропинкам, по берегу канала. Часто сидела там и ела сандвичи. Вот я и оставил их рядом с тем местом, где она любила сидеть, чтобы ей было легче найти. Нельзя же все время ходить босиком, без туфель.
– Ага. Это как перчатки у двери и зонтик у лестницы, – заметила миссис Дейкин, продолжая теребить нос.
– Да! – улыбнулся ей мистер Кризи. – Вы все правильно поняли.
– Черт возьми, Джон. – Миссис Дейкин закрыла лицо ладонями. – Какого дьявола ты все сразу не рассказал?
– Просто не думал, что это кого-то волнует. И потом как-то не обратил внимания, что к подошве приклеен квиток от сапожника.
– Господи ты боже мой, Джон! – воскликнул мистер Форбс.
Миссис Форбс покосилась на дренажную трубу.
– Так что она вернется, вот увидите, – повторил мистер Кризи. – Причем вернется очень скоро, ведь у нас годовщина свадьбы.
Все молча смотрели на него. Показалось, что я слышу, как кто-то нервно сглатывает. Миссис Мортон проснулась и смотрела недоуменно.
– А когда у вас годовщина свадьбы, Джон? – спросила миссис Рупер каким-то странно тоненьким голоском.
– Двадцать первого, – улыбнулся Джон Кризи. – И Маргарет ни за что на свете этого не пропустит.
Миссис Дейкин порылась в сумочке и протянула ему двухпенсовую монетку.
– А это еще зачем? – спросил он.
Она снова обхватила голову руками и вздохнула.
– Это чтобы ты из автомата позвонил в долбаную полицию.
Два часа спустя мистера Кризи высадили из полицейской патрульной машины. Мистер Форбс сказал: еще повезло, что его не обвинили в ложном вызове. За то, что напрасно потратил их время. Я не понимала, как можно арестовать человека только за то, что он напрасно потратил чье-то время, но миссис Мортон объяснила: это относится только к полицейским. И я успокоилась.
Позже мы все еще сидели с Иисусом и наблюдали за тем, как мистер Кризи прошел по дорожке через сад к двери дома под номером восемь.
Тилли потянула меня за рукав.
– Так это значит, миссис Кризи все еще жива, да? – шепотом спросила она.
– Думаю, да, – ответила я.
Мы посмотрели на лица присутствующих.
– Тогда почему все так волнуются?
Дом номер четыре, Авеню
2 августа 1976 года
– Ну, что, ты, наверное, рад, да?
Я пряталась наверху и видела маму через перила. Она стояла на кухне, уперев руки в бедра.
Отец сидел за столом. Он выглядел поникшим и маленьким, словно из него выпустили весь воздух.
– Чему рад? Ты о чем? – спросил он.
– Что она жива.
– Ну, конечно же, я рад, что она жива. Что за странный вопрос?
– Рад, что скоро увидишь свою пассию, – сказала мама. Голос у нее был выше обычного не меньше чем на октаву.
– Ради бога, Сильвия! Ну сколько можно? Никакая она мне не пассия.
Мама подняла со стола кружку лишь затем, чтоб с грохотом водворить ее обратно.
– Я видела твое лицо, когда Джон Кризи признался, что сам оставил эти туфли у канала. На нем читалось такое облегчение, Дерек. Облегчение и счастье.
Впервые в жизни я обрадовалась тому, что Тилли сейчас со мной нет, что на ступеньках только я с Ремингтоном. Наш пес терпеть не мог, когда мои родители ссорились. Не любил этого даже больше, чем я. Он сидел, обернув хвост вокруг моих ступней, и смотрел на меня смущенными и печальными глазами.
– И не надо говорить мне, что ты не испытал облегчения. Оно было написано у тебя на физиономии крупными буквами, – говорила меж тем мама.
– Ну, само собой, а ты как думала? Разве каждый нормальный человек не испытал бы облегчения, узнав, что один из его соседей вовсе не лежит сейчас на дне канала?
– Особенно если ты был последним, кто видел ее в живых.
Отец тихо кашлянул.
– Да, видел. И что с того?
– Так, значит, ты это признаешь? Признаешь, что она была вместе с тобой в офисе, когда ты якобы находился на заседании круглого стола в «Британском легионе»?
Отец молчал несколько секунд. А потом заговорил, и голос у него был просто измученный:
– Да, Сильвия. Признаю.
– Наконец-то, – пробормотала мама. Сняла руки с бедер, взмахнула ими. А голос у нее был как у человека, который только что выиграл состязание, в котором вообще не собирался участвовать.
– Это не то, что ты думаешь, – сказал отец.
– О, нет, Дерек, конечно, совсем не то! – Мама принялась ходить вокруг кухонного стола, пропадая из вида время от времени и разрезая руками воздух, точно пловец. – Никогда и совсем не то, что думают люди!
– Я серьезно, Сильвия. Не то.
Отец ухватил маму за руку, когда та проходила мимо, она остановилась.
– Сядь, пожалуйста. Раз уж я собрался рассказать тебе все, ты должна сесть.
Мама села.
– Она мне помогала, – начал отец. – Маргарет Кризи делала мне большое одолжение.
– Помогала? Но чем, черт возьми, она могла тебе помочь?
Отец откинулся на спинку стула. Я слышала, как ножки стула заскрипели по линолеуму. Затем он выложил руки на стол.
– Еще до того, как вышла замуж за Джона, она занималась бухгалтерскими расчетами.
Отец выдержал паузу, мама тоже молчала.
– Она помогала мне с гроссбухами и отчетами, Сильвия. Помогала разобраться с финансовой отчетностью.
– Разобраться с финансами? Что-то я никак не пойму…
Я слышала, как отец глубоко вздохнул.
– Мы разорены, Сильвия. Мы в полной заднице. Я пытаюсь выплачивать сотрудникам зарплату, уж не говоря об арендной плате за офис. – Он снова вздохнул. – Ничего не получается. Мы идем на дно.
Они долго молчали. Должно быть, я сделала какое-то неосторожное движение, потому что Ремингтон нервно застучал хвостом об пол у моих ног.
– Но почему ты раньше молчал? – еле слышным шепотом произнесла мама.
– Пытался как-то оградить тебя. Тебя и Грейс.
Показалось, что я слышу рыдания отца, но мой отец никогда не плакал, так что я, должно быть, просто ослышалась.
