– Что же мне делать, Сильвия? Ведь я бизнесмен. Всегда был успешным бизнесменом. Как теперь смотреть людям в глаза?
– Мы пробьемся, Дерек. Мы всегда вместе справлялись.
– Да, но какой позор, – пробормотал отец. – Я этого не вынесу! Не вынесу, когда люди узнают, что я не тот, за кого себя выдавал.
Я почувствовала, как Ремингтон тычется мордой мне в колени. Он хотел, чтобы я почесала его за ушком. И я чисто автоматически принялась ласкать пса.
– Все хорошо, Ремингтон, не волнуйся, – тихо сказала я. – Ничего не изменится. Все останется по-прежнему, как было всегда.
Некоторые собаки устроены именно так. Тоже нуждаются в утешении.
Дом номер три, Рябиновый участок
3 августа 1976 года
– А почему она не придет?
Миссис Мортон затворяла заднюю дверь.
Запах духов матери Тилли все еще висел в воздухе. Запах сырой земли.
– Ее мама считает, что девочке лучше сегодня передохнуть. Выглядит немного изможденной.
– Изможденной?
– Но ты же знаешь, Грейс, Тилли хрупкий ребенок. Слабенький.
Я вспомнила о том, как Тилли открывала жестянки с мармеладом, когда у меня не получалось, как помогала моей маме тащить тяжелые сумки с продуктами, когда та выбивалась из сил.
– Да ничего она не слабенькая, – возразила я.
Миссис Мортон нахмурилась и вытерла руки кухонным полотенцем.
– Очень любезно со стороны ее мамы, что она нас предупредила, – заметила она. – Выглядела она встревоженной.
Мать Тилли всегда выглядела встревоженной. Я уже научилась не обращать на это внимания, потому что тревожилась она постоянно и по любому поводу. Тревога так и тянулась за ней, словно шлейф старинного платья.
– Мама Тилли всегда выглядит встревоженной, – сказала я. – У нее это очень хорошо получается.
Миссис Мортон уселась за кухонный стол напротив меня.
– Так бывает, когда ты неравнодушен к кому-то. – Она разгладила клеенчатую скатерть. – И когда ты волнуешься за этого человека.
Я двинула локтем, и на скатерти образовалась морщинка.
– Как я волновалась, что Ремингтон заболеет прошлым летом?
– Ну, наверное. Хотя я не стала бы сравнивать Тилли с лабрадором. Не слишком подходящее сравнение.
– Не беспокойтесь, очень даже подходящее, – заметила я.
И заглянула миссис Мортон в глаза. Она тоже явно была встревожена.
– Ведь Тилли скоро поправится, правда?
– Конечно.
– И всегда будет в полном порядке, да?
– Так и есть.
Порой, когда говоришь со взрослыми, разрыв между твоими вопросами и их ответами слишком велик, и эта пропасть – лучшее место, где можно спрятать все твои тревоги и волнения.
Я огорчилась, поскольку больше всего на свете мне в тот момент хотелось поговорить с Тилли о случайно подслушанном мной вчера вечером разговоре родителей. Миссис Мортон сказала, что я могу говорить с ней о чем угодно, но миссис Мортон вела тихую, неслышную, как поступь по ковру, жизнь, и ее часы всегда показывали точное время. Так что не думаю, чтобы ей было многое известно о бедности и разорении. В отличие от нее Тилли долгое время прожила в отеле, где на всех была только одна ванная комната, где самое интересное и красивое было ограничено видом из окна, и потому она лучше разбиралась в таких вещах.
И вот мы с миссис Мортон решили вместо разговоров поиграть в «Монополию».
Тилли всегда доставался башмачок, а мне – гоночная машинка, так что миссис Мортон сказала, что возьмет цилиндр.
Я бросила кости и прошла несколько квадратов.
– Разве не положено выбросить шестерку, чтобы начать первой? – спросила миссис Мортон.
– Только Тилли обращает внимание на такую ерунду, – ответила я и поставила свою машинку на «Уайтчейпел».
– Будешь покупать? – спросила миссис Мортон.
Я посмотрела на доску. Тилли всегда покупала «Уайтчейпел» и «Олд-Кент-роуд». Говорила, что ей просто жаль их, ведь они такие коричневые и неинтересные, а у людей, которые живут на этих улицах, наверняка совсем мало денег.
– Как думаете, люди, которые живут на Олд-Кент-роуд, счастливы? – спросила я.
– Думаю, да, – кивнула миссис Мортон, потом перестала перебирать карточки с надписью «Общественная казна» и нахмурилась. – Ну, по крайней мере, счастливы в той же степени, что и все остальные. Не больше и не меньше.
Я окинула взглядом доску.
– Как и те люди, что живут на Мейфэр или Парк-Лейн?
– Разумеется.
– Или Пэлл-Мэлл?
– Естественно.
– А как вы думаете, люди, которые живут на Олд-Кент-роуд, чаще разводятся?
Миссис Мортон отложила карточки.
– Что за вопросы, Грейс? Что это на тебя нашло?
– Да так просто, интересуюсь, – ответила я. – Ну так что?
– Не думаю. Не думаю, что чаще или реже, чем все остальные.
– Даже если они совсем бедные?
Миссис Мортон как раз надумала покупать «Кингс-Кросс стейшн», а потому ответила не сразу.
– Думаю, если у людей совсем мало денег, они, конечно, из-за этого переживают. Но вовсе не перестают любить друг друга, – сказала она.
– Или заботиться друг о друге? Или беспокоиться?
Она улыбнулась.
– А вы обо мне беспокоитесь? – не унималась я.
– Все время. – Она бросила кости и заглянула мне прямо в глаза. – Каждый день, с тех самых пор, когда ты была еще совсем крохой.
Дренажная труба
6 августа 1976 года
Мои родители сидели рядом, неподалеку от Иисуса. Время от времени мама сжимала руку отца в своей и одаривала его в точности такой же улыбкой, как меня, когда я шла в кабинет к дантисту. Отец же рассматривал мыски своих туфель. Мистер Форбс сидел на стуле, сложив руки на коленях, Клайв отошел в сторонку, кормил своего пса остатками свинины и вытирал жирные пальцы о брюки.
На раскладном столике лежали игральные карты, все, за исключением короля червей, которого Эрик Лэмб, целиком погруженный в свои мысли, вертел в руке. Миссис Руперт растирала больные ноги и ждала, когда Брайан принесет ей мазь. И единственным звуком, который я слышала, лежа на траве, было неодобрительное клацанье вязальных спиц миссис Мортон.
Тилли разгладила свое платьице.
– Ну, как, чувствуешь себя уже не такой изможденной? – спросила я.
– Да, спасибо, мне гораздо лучше. Это мама все время обо мне беспокоится.