Я протягиваю дежурному вторую вырезку.
— А это объявление во вчерашнем выпуске «Лондон газетт».
Перед глазами у меня все плывет, и я щурюсь, чтобы отогнать белые вспышки. Дотрагиваюсь кончиками пальцев до лба — он точно раскалился.
Полицейский переводит взгляд с одной вырезки на другую. Лицо у него невозмутимое, как у игрока в покер. Словно он все это уже знает. Наверное, сейчас он скажет, что я все выдумала и темноволосая девушка с крестиком на шее — вовсе не двадцатипятилетняя Таня Бекетт.
Но он этого не говорит. Берет трубку, нажимает «0» и ждет, пока ответит оператор.
— Вы не могли бы соединить меня с инспектором уголовной полиции Рампелло? — спрашивает он, не сводя с меня взгляда.
Я пишу сообщение Грехему: мол, я чем-то заболела и сегодня не выйду на работу. Сажусь на стул, прислоняясь к прохладной стене, отхлебываю тепловатую воду и жду, пока кто-нибудь выйдет поговорить со мной.
— Простите, — говорит дежурный где-то через час. Он предложил называть его Дереком, но обращаться к полицейскому по имени кажется мне неуместным. — Не знаю, почему он так задерживается.
«Он» — это инспектор уголовного розыска Рампелло, который должен подъехать на Кеннон-стрит из ОУ, как выразился Дерек, а потом извинился за использование полицейских словечек:
— Отдел убийств. Это подразделение занимается расследованием смерти той девушки.
Меня трясет. Я смотрю на фотографии Тани и думаю, что случилось в промежутке между тем, как ее снимок вышел в «Лондон газетт» и ее тело нашли в парке в Масвелл-Хилл.
Думаю, не я ли следующая.
Моя фотография появилась в газете в прошлую пятницу. Я поняла это в тот самый момент, когда увидела то объявление, и нельзя было позволять остальным разубедить меня. Если бы я сразу обратилась в полицию, может быть, это что-то бы изменило.
Тут должна быть какая-то связь. Таню Бекетт убили через сутки после выхода объявления, у Кэтрин Таннинг украли ключи через два дня. С тех пор, как я увидела свой снимок, прошло пять дней. Сколько времени до того, как со мной что-то случится?
В участок заходит мужчина, которому нужно переоформить водительские права.
— Пустая трата времени, — громко возмущается он, пока дежурный заполняет документы. — И моего, и вашего.
Он оглядывается на меня, видимо, в поисках поддержки, но я не отвечаю, как молчит и Дерек. Полицейский внимательно смотрит в водительские права мужчины и медленно записывает все данные. По-моему, он делает это намеренно. В целом, Дерек мне нравится. Когда все формальности улажены, мужчина сует права себе в бумажник.
— Вот спасибо вам большое. — Его голос сочится сарказмом. — Именно так мне и нравится проводить свой обеденный перерыв.
Потом приходит женщина с вопящим младенцем, просит подсказать, как ей пройти к метро. Затем — старик, потерявший бумажник.
— Когда я вышел из метро на станции «Банк», бумажник у меня еще был, — говорит он. — Но потом где-то по дороге оттуда к набережной… — Мужчина оглядывается, словно его бумажник может каким-то чудом материализоваться на полу в участке. — Он исчез.
Я закрываю глаза. Хотела бы я прийти сюда по такому банальному вопросу — и уйти, не ощущая ничего, кроме легкого раздражения.
Дерек записывает контактные данные старика и описание бумажника, а я заставляю себя успокоиться. Хоть бы этот Рампелло поскорее пришел…
Старик уходит. Еще один час тянется без происшествий. Наконец у Дерека звонит телефон.
— Вы уже едете? Просто она ждет с обеденного перерыва. — Он смотрит на меня и бровью не ведет. — Ясно. Конечно. Я передам.
— Он не приедет, да?
Мне так плохо, что сил на злость уже не хватает. Да и что бы я делала все это время? Работать я все равно не в состоянии.
— Похоже, он задерживается в связи с расследованием. Как вы понимаете, сейчас у них дел невпроворот. Рампелло попросил меня извиниться перед вами, сказал, что сам с вами свяжется. Я передам ему ваш номер. — Он хмурится. — Вы плохо выглядите, дорогая моя.
— Все в порядке, — отвечаю я, но это не соответствует истине.
Я говорю себе, что мне не страшно, это я просто заболела, но когда я достаю телефон и пролистываю список номеров, руки у меня дрожат.
— Ты далеко от Кеннон-стрит? Я себя плохо чувствую. Думаю, мне нужно домой.
— Оставайся на месте, Зо, — не раздумывая, отвечает Мэтт. — Я за тобой заеду.
Он говорит, что ему нужно проехать один квартал, но проходит полчаса, прежде чем он появляется. Мне стыдно за то, что Мэтт лишается заказов, просто чтобы подвезти меня. Дверь в полицейский участок распахивается, и, к своему стыду, я чувствую, как при виде знакомого лица по моим щекам градом катятся слезы.
— За супругой приехали? — спрашивает Дерек.
У меня нет сил поправить его, а Мэтт даже и не думает прояснять это недоразумение.
— Двойная порция парацетамола и немножко виски, вот что ей нужно. Надеюсь, вы скоро выздоровеете, дорогая.
Мэтт усаживает меня в такси — на заднее сиденье, как усадил бы любого пассажира, — и включает обогрев машины на полную мощность. Я сосредотачиваюсь на дыхании, пытаясь унять бьющую меня дрожь.
— Когда ты себя так почувствовала?
— Сегодня утром. Я подумала, мол, странно, что у меня похмелье, я вчера не так много выпила, но потом головная боль усилилась и начался озноб.
— Грипп, — уверенно констатирует Мэтт.
Как и большинство таксистов, Мэтт считает себя экспертом по всем вопросам. Он поглядывает на меня в зеркало заднего вида, стараясь не отвлекаться от дороги.
— А что ты делала в полицейском участке?
— Вчера ночью произошло убийство. В парке неподалеку от станции «Крэнли-Гарденс».
— Это в Крауч-Энд?
— Да. Девушку задушили.
Я рассказываю ему об объявлениях в «Лондон газетт», о моей фотографии, о Тане Бекетт.
— Ты уверена, что это та самая женщина?
Я киваю, хотя он смотрит на дорогу. Присвистнув, Мэтт решительно сворачивает налево — видимо, хочет срезать путь через улочки с односторонним движением, настолько узкие, что я могла бы высунуть руку в окно и дотронуться до кирпичных стен домов.
— Куда мы едем?
— Впереди были кошмарные пробки. Так что тебе сказали в полиции?
Я смотрю на улицу, пытаюсь понять, где мы, но у меня ничего не получается. Дети идут домой из школы: кто-то сам, кто-то держит за руку маму.
— Они вызвали следователя по этому делу, но он не приехал.
— Чего и следовало ожидать.
— Мне страшно, Мэтт.
Он молчит. Мэтт всегда плохо справлялся с тем, чтобы утешить кого-то.
