— Наверное, переползла во сне, — бормочу я.
Единственная настоящая размолвка у нас вышла именно по этому поводу.
«Мэтт — отец Кейти и Джастина, — говорила я. — Ты не можешь ожидать, что я никогда не буду с ним видеться».
Саймон пусть и неохотно, но внял моим аргументам.
«Но у него нет причин приходить в этот дом, верно? Сидеть у нас в гостиной, пить кофе из наших чашек…»
Его требование было ребячливым и иррациональным, но я не хотела ссориться с Саймоном, и тогда такое решение показалось мне компромиссом.
«Ладно, — согласилась я. — В дом он приходить не будет».
Когда я опять открываю глаза, на прикроватном столике стоит стакан воды и лежит небольшая упаковка таблеток. Я принимаю две сразу, потом встаю. Блузка съехала, брюки измялись. Я переодеваюсь в теплую хлопковую пижаму, а сверху набрасываю шерстяную кофту.
Уже девять вечера. В кухне я нахожу остатки ужина — похоже на говяжье рагу. Ноги все еще подгибаются, от долгого сна в голове туман. Я иду в гостиную — Саймон, Джастин и Кейти смотрят там телевизор. Все молчат, но это уютное молчание, и я некоторое время стою в дверном проеме, любуясь своей семьей. Кейти замечает меня первой.
— Мам, тебе лучше? — Она отодвигается на край дивана, чтобы я могла присесть между ней и Саймоном.
Я сажусь, устав после спуска по лестнице.
— Не очень. Слабость просто ужасная.
Я уже много лет не чувствовала себя настолько больной. Кости ноют, к коже больно прикасаться, в глазах щиплет, и жжение проходит, только если зажмуриться, а в горле першит так, что трудно говорить.
— По-моему, у меня грипп. Настоящий грипп.
— Бедняжка…
Саймон обнимает меня за плечи, и Кейти впервые не отпускает язвительное замечание насчет «прилюдного проявления чувств», как она выражается.
— Может, тебе чаю приготовить? — Даже Джастин, похоже, волнуется за меня. Наверное, я очень плохо выгляжу.
— Лучше водички. Спасибо.
— Не за что. — Встав, он сует руку в карман и вручает мне конверт.
— Что это? — Внутри я вижу толстую пачку двадцатифунтовых банкнот.
— Это за дом.
— Что? По-моему, мы это обсуждали. Я не хочу, чтобы ты оплачивал свое проживание здесь, солнышко.
— Ну, можешь потратить эти деньги на еду или коммунальные, как хочешь. Они твои.
Я поворачиваюсь к Саймону, вспомнив, как он в последнее время убеждал Джастина, что тот должен сам себя обеспечивать. Но Саймон качает головой, показывая, что он тут ни при чем.
— Но это очень хорошо, что ты так решил, Джастин. Молодец, дружище!
Такое обращение кажется неестественным для Саймона, и Джастин недовольно косится на него.
— Я думала, ты на мели. — Кейти смотрит на деньги, пытаясь понять, сколько там.
Я прячу конверт в карман кофты, стараясь заглушить голос в своей голове, требующий спросить, откуда у Джастина такая сумма.
— Мелисса поставила меня управляющим кафе, чтобы самой заняться новым. — Джастин словно прочитал мои мысли. — Это временно, зато я получил прибавку к зарплате.
— Это замечательно!
Облегчение оттого, что мой сын не ворует и не торгует наркотиками, придает моему голосу излишний энтузиазм. Джастин пожимает плечами, будто все это неважно, и идет в кухню за водой.
— Я всегда знала, что ему просто нужно немного поддержки, — шепчу я Саймону. — От человека, который увидит, какой Джастин работящий.
И тут я вспоминаю, что новости о работе есть не только у Саймона.
— Прости, что не поддержала тебя перед собеседованием, солнышко. — Я поворачиваюсь к Кейти. — Мне очень стыдно.
— О господи, не думай об этом сейчас, мам. Ты же болеешь.
— Саймон сказал, что все прошло прекрасно.
— Потрясающе! — Кейти сияет. — В агентстве меня не взяли, потому что у них уже было несколько девушек «моего амплуа», что бы это ни значило, но я разговорилась с одним человеком в приемной. Он режиссер театральной группы, которая сейчас ставит «Двенадцатую ночь», и актриса, игравшая Виолу, повредила ногу, катаясь на лыжах. Все сложилось просто идеально, да?
Я смотрю на нее, не понимая, о чем она. Джастин приносит воду. Он не дал ей стечь, и вода мутная и тепловатая, но я пью с удовольствием. Хоть бы боль в горле прошла…
— Мам, мы готовили «Двенадцатую ночь» к экзамену по английской литературе. Я эту пьесу наизусть знаю. И он сказал, что я создана для роли Виолы. Я прошла пробы прямо там — в прямом смысле слова безумие, да? И получила роль! Остальные актеры репетировали уже несколько недель, а мне предстоит все запомнить за полмесяца!
У меня кружится голова.
— Но что это за режиссер? Ты о нем что-то знаешь?
— Его зовут Айзек. Оказывается, его сестра училась в одном классе с Софией, поэтому у нас есть общие знакомые. Он работал в театре в Эдинбурге, а главное — и это самое потрясающее! — теперь собирается отправиться с «Двенадцатой ночью» на гастроли. Он невероятно амбициозный. И такой талантливый!
Я замечаю на лице Кейти характерное выражение. Дело тут не только в восторге от новой работы.
— И красивый?
— Очень. — Она краснеет.
— Ох, Кейти…
— Что? Мам, все нормально, честно. Я думаю, он тебе понравится.
— Хорошо. Пригласи его в гости.
— Я с ним только вчера познакомилась, мам, — фыркает Кейти. — И не буду просить его встретиться с моими родителями.
— Ну, пока мы с ним не познакомимся, на гастроли ты не поедешь, так что…
Мы возмущенно смотрим друг на друга.
— Может быть, поговорим об этом, когда тебе станет лучше? — вмешивается Саймон.
— Мне уже лучше, — упрямо возражаю я, но едва ли мне удается убедить моих близких, потому что как раз в этот момент у меня начинает кружиться голова и приходится закрыть глаза.
— Да, это уж точно. Пойдем, тебе пора ложиться в постель.
Я вспоминаю о его обещании:
— Ты позвонил в полицию?
— Да. Поговорил с кем-то из следственной группы.
— Рампелло?
— По-моему, да. Я рассказал, что ты волнуешься из-за объявления — мол, женщина на фотографии была немного похожа на тебя…
— Это и была я!
— И этот следователь, с которым я говорил, сказал, что он понимает, почему ты волнуешься, но сейчас они не считают, будто убийство Тани Бекетт связано с другими преступлениями.
— Должна быть какая-то связь, — настаиваю я. — Это не может быть совпадение.
