— Кто же там живет? Бывшие заключенные?
— Нет! — встревожились старушки. — Зачем же заключенные!
Но Катя никаких других поселений, чтобы были на слуху, не могла припомнить. И старухи ей стали объяснять.
— Место там глухое, кругом леса да болота. Только зимой и летом добраться можно. И люди там специально поселились, чтобы вдали от мира быть. Дома поставили, церковь не церковь, а молельный дом срубили, живут, Богу молятся, спасения своим душам ищут.
— Там в Залесье тоже монастырь?
— Не монастырь, но вроде того. И батюшка свой собственный у них имеется.
— Да какой это батюшка? — возразила Матрена. — Я с отцом Анатолием говорила, тамошний батюшка ни к одной епархии отношения не имеет. Самочинно должность себе священническую присвоил. А что от такого самоуправства бывает, сама знаешь.
— Давайте разберемся с мясом, — перебила разговорившихся не по теме старух Катя. — Мясо прибыло из Залесья. И в нем была отрава.
— Почем знаешь? Может, Нугзарка болен чем-то был. Смерть свою почуял, вот помирать к нам и приполз.
Что-то Кате не верилось, будто полумертвый зверь был способен в один присест умять такую прорву пельменей да еще действовать с таким аппетитом, чтобы и муку слизать.
— А может, в муке отрава была!
— Вы эту муку раньше пробовали? Кто вам ее привез?
Оказалось, что тоже матушка Галина. И вообще, все продукты, которыми старушки располагали, были приобретены ею.
— И до сих пор никаких проблем не возникало.
Ага! Только за год численность старушек сократилась втрое.
Бабушка Меланья развела руками:
— Врач же каждый раз к нам сюда приезжал, тела умерших осматривал, ни разу отравы в них не заподозрил.
— И ладно тебе на Галину наговаривать, — возмутилась на Катюшу и бабушка Матрена. — Я блины с той же муки пекла, вон ее мешок стоит, и все в порядке. Жива и здорова.
— А мясо? На экспертизу бы его сдать. Тогда и станет ясно, хорошее оно или с отравой было.
Увы, мяса больше не осталось. Весь тот фарш, который привезла вчера Галина, полностью переместился в желудок прожорливого Нугзарки. Катя заикнулась о том, что надо бы сделать вскрытие погибшего волка, но старухи набросились на нее с таким возмущением, что она прямо растерялась.
— Да как вы не понимаете, если отрава была в фарше, значит, отравить хотели кого-то из вас. Может быть, даже обеих. Преступник же не думал, что фарш сожрет ваш ручной волчище. Не на волка он рассчитывал, а на кого-то из вас.
После такого заявления старушки несколько притихли.
— Это ошибка, должно, вышла, — сказала бабушка Матрена.
— Точно! — подхватила бабушка Меланья. — Вот у моей собственной бабки случай был. Еще при Александре дело то случилось, еще до моего рождения, стало быть. Пошла бабка моя за грибами, а головой она к старости уже здорово слаба стала. И набрала она по беспамятству весенних строчков вперемежку со сморчками. Первые грибы ядовитые, а вторые хорошие. Много набрала. Дома тоже никого не было, чтобы грибы ядовитые из корзины выкинуть. Оно и ясно, ранняя весна, самое рабочее время для крестьянина. Вся семья в поле спины гнула, одна бабка на хозяйстве, да детки малые, в грибах ничего не смыслящие. Вот бабка грибное крошево для работников и сготовила. Сметанку выставила, сливочки, картошки отварила, лучку накрошила. Ну и поели все. От души так наелись. И что? Помимо собственной семьи еще и соседи отравились. Кому ничего, поносом да рвотой отделался, а дочь бабкина — тетка моя родная — та осложнение получила, с жаром несколько дней валялась и сильно умом от тех грибочков повредилась. Потом ее еле-еле замуж выдали, никто полоумную девку в дом хозяйкой брать не хотел, большое приданое пришлось деду за дочерью дать. Две коровы, лошадь, добра всякого. Ни одна из его дочерей такого приданого не увидела, только тетке моей повезло. А все бабкины грибочки, им спасибо сказать должна была.
— Тогда ошибка случилась. Ясно.
— И сейчас ошибка!
На том бабки для себя и порешили. С большим трудом Кате удалось уговорить двух упрямых старух больше не есть ничего из принесенного Галиной или ее сыном.
— У вас же есть какие-то свои запасы?
— Ну, тушенка есть в банках. Еще с советских годов осталась.
— А она не испортилась?
— Хорошая! Мы в прошлом году ели, отличное мясо.
— А еще что?
— Картошка в подполе есть. Капуста квашеная в бочке.
— Если в бочке, то не годится. Мало ли что там могло вместе с капустой в бочку попасть. Что еще?
— Огурцы имеются.
— Тоже в бочке?
— Огурцы у нас в банках.
Катя кивнула, одобряя.
— Но ты, милая, зря на Галину думаешь. Она баба хорошая.
— А ее сын?
— Игнатий тоже славный.
— То-то вы вчера про него другое говорили.
— Глаз у него сглазливый, а сам хороший мужик. Так тоже бывает.
— Все-то у вас славные да хорошие, а волк ваш сдох! Пельмешек наелся, которые вы для себя приготовили, и сдох. Ничего не навевает?
Бабки подумали, а потом Меланья сказала:
— Это Феодор подстроить мог.
Матрена кивнула.
— Мог! Ох и гнилой мужик!
— Отца Анатолия крепко недолюбливает.
— Одно слово, сектант!
Катя заинтересовалась. Кто это такой Федор?
— Не Федор, а дядя Феодор. Так его кличут.
— И кто он?
— Тот, что в Залесье поселение устроил, мы тебе про него говорили. Под его началом там люди живут.
— И этот Феодор не любит отца Анатолия? А почему?
— А потому что отец Анатолий все для людей, все для епархии, себе ничего. А Феодор только и помышляет, как бы ему за счет других подняться.
— Это вы с чего же такие выводы сделали?
— А хотя бы взять, что домик у отца Анатолия с его матушкой самый скромный, а Феодор настоящие боярские хоромы себе отгрохал. В три этажа! Терем! Живет там с семьей, пальцем о палец не ударит, словно сыр в масле катается, а все вокруг в Залесье на них только и горбатятся.
— Нашел дурачков, которым спасение в будущей загробной жизни пообещал, они и рады для него стараться.
Катя не смогла сдержать улыбки.
— Это о ком сейчас речь идет?
Но старушки иронии не поняли.
— О Феодоре говорим, о ком же еще!
— Дядей себя величает, а сам важный, словно гусь!
— И жадный он какой!
— Всю зиму к нам ездил со своими проповедями, хотя бы раз чего из угощения с собой привез. Отец Анатолий заглянет, так обязательно с гостинцем. У самого негусто, а все же хоть баночку варенья да привезет. И посидит, и поговорит по-человечески, расспросит что и как. Легче после его посещений делается. И на душе так радостно. А Феодор приедет, сядет речи свои разговаривать, так его же еще и чаем пои, и на душе гадко.
