Взгляд Катюши устремился к окошку. Маловато, что и говорить. Но в принципе, если постараться, то пролезть сквозь него можно. За сутки она должна была здорово постройнеть. Ведь вчера Катюше пельменей не досталось, спать она легла натощак. Сегодня ухватила пару кусочков картошки со сковороды, все остальное подъел Игнатий.
— Игнатий! — всплеснула руками Катюша. — Вот кто меня спасет! Только бы мне до него добраться. А там уж я сумею его вдохновить. Один в поле не воин, а двое уже сила.
И Катюша вновь уставилась на окошко, примеряясь, как бы ей ловчей до него добраться. Внезапно ей послышалось, что по коридору кто-то идет. Отчаяние придало Катюше силу. Она подбежала к кровати и попыталась ее поднять с одного конца.
— О-о-ох!
Кровать была дико тяжелой. Сработанная на совесть, она весила не меньше центнера. Катюша изо всех сил тянула кровать поближе к окну. Если ей удастся поставить кровать вертикально и прислонить к стене, то по ней девушка сможет вскарабкаться к самому окошку. Вот только открыто ли оно? И хватит ли у нее сил, чтобы приподнять кровать?
Катюше казалось, что она толкает кровать целую вечность. Все силы на это ушли. Но когда Катюша остановилась, чтобы оценить проделанную работу, то едва снова не расплакалась. Ей удалось лишь самую малость сдвинуть кровать с места. До заветного же окошка было еще как до Северного полюса. А между тем сил у Катюши уже совсем не осталось.
От отчаяния она расплакалась. Села на сдвинутую ею же самой кровать и заревела. Слезы сами потекли по ее лицу. Спасения не было. Участь ее была решена. Она умрет от рук жестокого насильника. Только сперва намучается так, что и самой смерти будет рада.
Внезапно она услышала, как в двери щелкнул замок. Вскрикнув, Катюша спряталась за кровать. Никакой логики в этом ее поступке не было, один лишь дикий страх. Хоть несколько секунд выгадать до того, как мерзкий горбун накинется и снова примется терзать ее тело. Но в дверь вместо косматой башки дяди Феодора просунулась хорошенькая белокурая головка в украшенном вышитым жемчугом кокошнике.
На вид девочке было лет десять. Глазки у нее были смышленые, а на личике играла отчаянная улыбка.
— Слышь, новенькая!.. — прошептала она. — Ты еще живая?
Катюша выглянула из-за кровати.
— Прячешься? — хихикнула девчонка. — Брось! От дяди Феодора не спрячешься! Знаешь, скольких он таких, как ты, на тот свет отправил? Считать пальцев ни на руках, ни на ногах не хватит.
— Ты кто такая?
Но девчонка не ответила.
— Иди сюда! — поманила она Катюшу пальцем.
И видя, что та не торопится, рассердилась:
— Да не мешкай ты, корова! Дяденька сейчас с полицией пошел, глаза им отводит. Но если вернется и застукает меня тут с тобой, не миновать мне дыбы и розг. Ну а тебе, сама понимаешь, что светит.
И схватив Катю за руку, девчонка поволокла ее за собой.
— Ты куда меня ведешь?
— Спасаю тебя, дурища! Из терема выведу, из поселка путь укажу, а дальше ты, как знаешь, сама действуй. Дальше я тебе не помощница.
— Постой! А Игнатий?! Он как же? Тут останется?
— Игнатий — это тот, что в холодной сидит? Дружок твой?
— Не дружок, но знакомый.
— Хочешь, чтобы я и его спасла?
— Выручи, а?
— Ох, опасно это, — покачала головой девчонка. — Ну да уж ладно. Семь бед — один ответ. Ключ от холодной я для тебя припасла. Как чувствовала, что ты дружка милого захочешь из беды выручить. Но чур, сама я туда не сунусь.
— Боишься?
— Боюсь. И ты, если тебя схватят, меня не выдавай. Будут пытать, кто тебя выпустил, кто ключ от холодной дал, про меня молчи. Вместо меня ты дядьку Филимона укажи. Ага! Так и сделай! Дядька Филимон, он дико злой, жену свою каждый день колошматит. Поделом ему будет.
— А мне поверят?
— Еще как! У дяди Феодора на Филимона давно зуб имеется. Вечно они баб между собой поделить не могут. Так горбун поверит, что это Филимон пытался у него новую забаву спереть. Обозлится. Может, самого Филимона велит высечь.
И девчонка снова захихикала, предвидя потеху, которую сама же сейчас и подстраивала.
— Зачем ты мне помогаешь?
Девочка перестала смеяться. Личико ее приняло серьезное выражение. И она печально сказала:
— Дядя Феодор мою старшую сестру Аксинью до смерти затерроризировал своей любовью. Он у нас такой, кого уж к себе в терем из девок молодых возьмет, та считай что покойница. Иной раз, если хилая, через неделю исчезает. Другая, так та месяц-другой продержится. Только конец у всех невест дяди Феодора все равно один. Могила. Очень уж дядя Феодор до любовных ласк лют. И по мужской части хозяйство у него, бабы поговаривают, очень уж велико. Чисто конь. Никто из его баб долго не выдерживает.
Это Катюша и сама успела прочувствовать. Выходит, не колбасу с собой в постель притащил горбун, а кое-что другое. Жуть!
— А люди куда смотрят? Родичи девушек почему не возмущаются таким произволом?
— А дядя Феодор сирот в дом берет, — хладнокровно объяснила девочка. — За них и заступиться некому. Вот мы с Аксиньей без отца, без матери растем. Одна тетка Глафира у нас в опекунах. Только тетка наша во всем дядю Феодора слушается, в рот ему смотрит, святым прозорливцем урода считает. Сказал ей горбун, что он Аксинью в паломничество в дальний скит на Урале отправил за особую праведность, тетка ему и верит. Сидит, писем от Аксиньи ждет. Только я-то знаю, Аксинья бы, не простившись со мной, никуда не уехала. А значит, допек ее дядя Феодор своей любовью. В земле нынче моя сестрица лежит. Как и все другие невесты дяденькины.
— Вон оно что.
Так они добрались до выхода из терема. Там девочка помогла ей нацепить на голову платок и надеть припасенный тулуп. Тут же на вешалке висела и чья-то мужская одежа, которую Катюша, не задумываясь, прибрала к рукам. Пригодится, когда они с Игнатием будут бежать из этого жуткого места.
К этому времени уже стало смеркаться, завьюжило. И народу на улице совсем не было.
— Ты лицо-то в воротник спрячь, — поучала ее девочка. — Спрячь, чтобы тебя в лицо не вызнали. Так за здешнюю и сойдешь. Никто тебя не остановит. Мало ли какая баба по какой надобности бежит.
И когда уже Катюша шагнула через порог в пургу, девочка внезапно ее остановила, сказав:
— А хочешь всю правду знать, почему я тебе помогла?
— Ты же говорила из-за сестры.
— Минувшей ночью во сне сестрица ко мне приходила, — очень серьезно произнесла девочка. — И сказала она мне, что завтра горбун новую забаву себе найдет и чтобы я в память о ней, о сестре своей, об Аксинье, этой девушке помогла. То есть теперь поняла?
И что могла сказать на это Катюша? Только еще раз поблагодарить, что она и сделала.
