Вне семьи был только один человек, которого он любил больше. Аболи сидел с другой стороны от Тома, держа в больших черных руках поводья.
— Держи бландербасс.
[3] — Зная, какое удовольствие это доставит Тому, Аболи передал ему ружье. Хотя оно было короче руки, ствол с раструбом способен выпустить двойную порцию убийственной картечи. — Если на нас нападет разбойник, нашпигуй ему брюхо до отказа, Клиб.
Буквально придавленный оказанной честью, Том сидел выпрямившись и молча молился, чтобы появилась возможность пустить в ход тяжелое ружье.
Аболи воспользовался любимым прозвищем: «Клиб» на языке лесов Африки означает «сокол». Тому это прозвище нравилось. Аболи научил мальчика языку лесов. «Туда приведет тебя твоя судьба. Так давным-давно предсказала прекрасная мудрая женщина. А я, Аболи, должен беречь тебя до того дня, когда ты впервые ступишь на землю Африки».
В родном племени Аболи был принцем. Доказательством его царского происхождения служила ритуальная татуировка, покрывавшая все его лицо. Он искусно владел любым оружием, попадавшим ему в руки, — от африканской боевой дубинки до тончайшей толедской шпаги. Теперь, когда близнецы достигли нужного возраста, Хэл Кортни поручил Аболи преподать им уроки фехтования. Самого Хэла Аболи учил в те же годы, и Уильяма тоже. И обоих превратил в искусных бойцов. Том брал в руки оружие с такой же охотой, как его отец и сводный брат, и проявлял такую же природную склонность к предмету, но Аболи печалило, что Гай не выказывает подобной заинтересованности.
— Сколько, по-твоему, лет Аболи? — однажды спросил Дориан.
Том ответил со всем высокомерием старшего брата:
— Даже больше, чем отцу. Должно быть, лет сто.
На подобной пушечному ядру голове Аболи не было ни волоска, ни одна сединка не могла выдать его истинный возраст, и хотя морщины и шрамы на его лице так переплелись, что их невозможно было различить, кожа была гладкая и блестела, как полированный обсидиан. Никто, даже сам Аболи, не знал, сколько же ему лет. Его рассказы были увлекательнее лучших историй Большого Дэниела. Он вел речь о великанах и пигмеях, о лесах, полных удивительных животных, об огромных обезьянах, способных разорвать человека, как кузнечика, о тварях с такой длинной шеей, что они могут объедать листья с вершин самых высоких деревьев, о пустынях, где искрятся на солнце, как вода, алмазы размером с яблоко и о горах из сплошного золота.
Слушая эти рассказы, Том заявил:
— Однажды я отправлюсь туда. Поедешь со мной, Аболи?
— Да, Клиб. Однажды мы с тобой уплывем туда, — обещал Аболи.
Карета подпрыгивала, тряслась на неровной дороге, разбрызгивая грязь. Том сидел между двумя своими любимцами, стараясь сдерживать возбуждение и нетерпение. У поворота на Плимут на виселице все еще болтался скелет в цепях, в жилете, штанах и сапогах.
— Он болтается здесь с прошлого воскресенья. — Большой Дэниел, приветствуя повешенного разбойника, с которого птицы склевали почти всю плоть, приподнял шляпу. — Удачи, бедняга! Замолви за меня словечко перед Сатаной.
Аболи не повернул на Плимут, а двинулся по широкой ухоженной дороге, ведущей на юг, к Саутгемптону и Лондону.
Лондон — величайший город в мире. Пять дней спустя, еще за двадцать миль, путники увидели на горизонте его дым. Он висел в воздухе, сливаясь с облаками, как густое тусклое марево над полем битвы. Дорога проходила по берегу Темзы — широкой реки, запруженной бесконечными лодками, баржами, лихтерами, шлюпками, подвозящими продукты на корабли; все они глубоко осели под тяжестью леса и строительного камня, мешков зерна, мычащего скота, ящиков, тюков и бочек — плодов торговли всей нации. По мере приближения к Лондонской заводи движение по реке становилось все более оживленным; в заводи стояли большие суда; по сторонам уже появились первые здания, окруженные полями и садами.
Запах города стал ощутимым, а смог накрыл путников с головой, затмив солнце. Из каждой трубы шел черный дым, заволакивающий небо. Дыхание города становилось все более сильным: вонь сырых шкур, тканей в красильнях, гнилого мяса и другие незнакомые и интригующие запахи людей и лошадей, крыс и кур, серные испарения горящего угля, смрад испражнений и отбросов. Вода побурела, а дорогу заполнили кареты и экипажи, подводы и телеги. На смену полям пришли бесконечные здания из камня и кирпича, их крыши сливались друг с другом, а боковые улочки были такими узкими, что не разминуться и двум каретам. Реку почти совсем скрыли стоящие по обоим ее берегам четырехэтажные склады.
Аболи правил каретой в этой толчее, обмениваясь шутками и оскорблениями с другими кучерами. Сидя рядом с ним, Том смотрел и не мог насмотреться. Глаза его бегали туда-сюда, он непрерывно вертел головой и верещал, как сорока.
Хэл Кортни уступил мольбам Дориана и разрешил ему сесть наверху, рядом с Томом; теперь оба мальчика болтали и смеялись.
Наконец они пересекли реку по монументальному каменному мосту, такому массивному, что река под ним вздымалась и проносилась между опорами стремительным потоком.
По всей длине моста, по обе стороны, стояли прилавки; продавцы, обращаясь к проезжающим, расхваливали свои товары:
— Свежие омары! Живые устрицы и креветки!
— Эль! Сладкий и крепкий. Выпейте на пенни! Пейте сколько угодно за два пенса!
Какого-то мужчину рвало в реку с моста, а пьяная шлюха, задрав рваные юбки, мочилась прямо в дорожную колею. В толпе прохаживались только что вернувшиеся с войны офицеры в великолепных мундирах гвардейцев короля Вильгельма; они вели под руку хорошеньких девушек в шляпках.
На реке стояли военные корабли, и Том показал на них Дэниелу.
— Да. — Дэниел избавился от порции желтой от табака слюны. — Это старый «Дредноут». Семьдесят два орудия. Участвовал в бою на Медуэе. Это там, в сторону Кембриджа.
Дэниел гордо произносил славные названия, и Том гордился вместе с ним.
— Смотри туда! — воскликнул он. — Должно быть, это собор Святого Павла.
Том узнал его по картинке из учебника. Купол был завершен лишь наполовину, и под открытым небом виднелась путаница лесов.
Гай услышал его слова и высунул голову в окно кареты.
— Это новый собор Святого Павла, — поправил он своего братаблизнеца. — Старый сгорел во время Великого пожара.
[4] Архитектор — мастер Рен,
[5] и собор будет высотой в 365 футов…
Но внимание братьев на верху кареты уже переключилось.
