Ричард возвращался в замок лишь поздним вечером, запыленный и усталый, а столкнувшись лицом к лицу с Беренгарией, поглядывал на нее с некоторым недоумением. В глазах его без усилий читался вопрос: как это хрупкое существо тут оказалось и что ему, королю, полностью погруженному в ратные заботы, с ним делать? Королева вскоре поняла это и загрустила, а Иоанна даже упрекнула старшего брата, что тот, очевидно, забыл, что у них с супругой — медовый месяц.
— Поверь, Пиона, я не забываю посещать ее величество на ложе и охотно исполняю свой супружеский долг. Но клятва крестоносца сейчас для меня куда важнее. И нечего дуться! Завтра я возьму вас с собой на верховую прогулку, и Беренгария уже не сможет упрекнуть меня в недостатке внимания к ней.
Но когда на следующий день они двинулись верхом вдоль морского побережья, Иоанна сказала, склонившись в седле к Джоанне:
— Похоже, наш Ричард затеял эту поездку не столько ради супруги, сколько для того, чтобы опробовать этого белого жеребца, доставшегося ему от Исаака Комнина в качестве трофея. Великолепное животное, вы не находите, кузина?
Джоанна молча следила за королем.
Жеребец был и в самом деле превосходен: крупный, снежно-белый, с длинной волнистой гривой, пышным хвостом, мускулистой грудью и тонкими, как тростник, пястями. Ричард назвал коня Флейвелом. Сейчас он, пришпорив скакуна, унесся далеко вперед, затем резко натянул поводья, поднял Флейвела на дыбы и развернулся. Алый плащ короля заплескался на ветру, как боевое знамя. Беренгария смотрела на супруга сияющими глазами. Сама она была неважной наездницей, в отличие от своих спутниц.
Для Иоанны же не было большего удовольствия, чем нестись вскачь вдоль края обрыва, или, найдя укромную бухту, поплескаться в мелкой, прогретой солнцем воде. Как правило, она звала с собой и Джоанну. Однажды, когда они остались на берегу одни, а стража поджидала их в отдалении, она заметила:
— Что с вами происходит, милая Джоанна? Вы слишком часто грустите. Это из-за разлуки с супругом?
Джоанна едва сдержалась, чтобы не выразить пренебрежение жестом или словом. При чем тут Обри? Она только рада, что хотя бы на время избавилась от него, а участь мужа ее нисколько не тревожила. Он хитер, корыстен и ловок, такой человек везде найдет свою выгоду и избежит серьезных опасностей. Наверняка он без происшествий прибудет в лагерь под Акрой, но, вполне возможно, и не станет слишком спешить туда, пока дела крестоносцев не пойдут на лад.
Ее беспокоило другое — полное отсутствие вестей от Мартина д'Анэ. Они не виделись с той минуты, когда галера графа Лестера вошла в гавань Лимассола, больше того — она не знала, как и когда Мартин сошел на берег. Позднее капитан Дрого поведал ей, что видел оруженосца Эйрика, который сводил по сходням саврасого жеребца рыцаря-госпитальера. Однако разыскать самого Мартина никак не удавалось, хотя Саннива, тосковавшая без мужа, вместе с Дрого и Бритриком исходили весь город и военный лагерь.
Все было напрасно — рыцарь и его рыжеволосый слуга словно растворились среди многочисленного воинства. На все расспросы им отвечали насмешками. Госпитальер? Откуда тут взяться госпитальеру? Вот тамплиеров хоть отбавляй, а этих — ни единой души.
Годит однажды заметила с упреком:
— Вы, госпожа, еще в Олимпосе так охотно откликнулись на ухаживания вашего племянника-графа, что мессиру Мартину д'Анэ только и оставалось, что безмолвно исчезнуть. И он прав — разве истинный рыцарь мог поступить иначе, не повредив чести дамы? Забудьте о нем! Вокруг вас столько молодых людей, и каждый стремится завладеть вашим вниманием.
Действительно, красавица Джоанна де Ринель, родственница короля Англии, имела большой успех среди окружения Ричарда. Поначалу это ей льстило и забавляло, но с некоторого времени она внезапно заметила, что, даже принимая знаки внимания от других, постоянно ищет глазами в толпе своего госпитальера. О, если бы он мог видеть ее в эти минуты и снова явился бы в ночи под ее окно…
Но Боже, нет, — она хочет большего! Снова обнять его, открыть уста его поцелуям, позволить ласкать себя и самой касаться его нежной кожи, запускать пальцы в его шелковистые волосы, ловить взгляд его глаз, таких же бездонных и синих, как прозрачные воды Средиземного моря… И как бы ни развлекали ее, каким бы постоянным вниманием поклонников ни была она окружена, как бы ни упивалась своим высоким положением, в ее сердце все равно жила тоска.
Где же ты, Мартин? Я жду тебя!..
— Беренгария несколько утомлена, — заметила Иоанна, наблюдая за возвращавшимися вдоль кромки прибоя венценосным братом и его супругой. — И выглядит сникшей. А между тем, кузина, я уверена, что по возвращении наша юная королева, позабыв про усталость, тотчас отправится в часовню и простоит битый час на коленях, не чувствуя ни малейшей усталости. Она очень благочестива, что совсем неплохо, но ее чрезмерный религиозный пыл порой начинает раздражать Ричарда. И это в первые дни после свадьбы!
— Я полагаю, с Божьей помощью у них все наладится, — ответила Джоанна. Сейчас ее куда больше занимали собственные чувства, чем чужие неурядицы. Однако Иоанна ждала иного ответа, и Джоанне пришлось напомнить, что именно благодаря твердой вере и неустанным молитвам Беренгарии суда Ричарда так вовремя подоспели им на выручку.
Светло-серые, как утренний туман, глаза Иоанны округлились. Да, тогда она сочла это чудом; воистину — только молитвы Беренгарии привели к ним Ричарда. Еще несколько часов, и этот гнусный Исаак… О, она искренне надеется, что король Гвидо сумеет справиться с негодяем! Ведь столько воинов выразили желание помочь ему захватить коварного лжеимператора!
Вот как? С Гвидо де Лузиньяном отправилось много рыцарей-добровольцев? Это натолкнуло Джоанну на мысль, что и Мартин со своим оруженосцем могли примкнуть к преследователям Исаака. Ведь ни один корабль не отплыл за это время в Палестину, следовательно, госпитальер не мог уехать с Кипра, а где еще может проявить себя такой превосходный воин, если не в войне с презренным узурпатором?
По возвращении в замок перед Джоанной вновь предстала Саннива с мокрым от слез лицом. Она постаралась утешить горничную, сообщив, что ее супруг, скорее всего, вместе с Мартином д'Анэ отправился в горы — сражаться с Комнином. Но это привело Санниву в еще большее отчаяние — теперь она боялась, что Эйрик может погибнуть.
— Это просто несносно! — вспылила Джоанна. — То ты жаловалась, что супруг покинул тебя, теперь горюешь, что он на войне. Но ведь ты обвенчалась с воином! Выходила бы за Бритрика и держала его при себе. Из дома ни ногой и готовит превосходно…
Саннива только всхлипывала, невнятно бормоча: «Уехал… Даже слова не сказал… Не простился…»
Джоанна вздохнула. Мартин д'Анэ ушел из ее жизни точно так же. Но она не хотела, не могла верить, что после всего, что они испытали вместе, после той высокой радости, которую они приносили друг другу, после всех клятв и заверений в любви все оборвалось бесповоротно и навсегда. Такая любовь просто не может исчезнуть в одночасье!
