Лазариты не верили в пользу стенобитных и камнеметных орудий, но Мартин весьма сомневался в том, что прямой штурм крепостных стен может принести успех. Однако именно за штурм ратовали прокаженные рыцари. Поэтому он спросил: разве мало попыток взять крепость «в лоб» предпринималось за эти два года? Неудивительно, что предводители крестоносцев все-таки вернулись к мысли пробить брешь в укреплениях Акры и ворваться через нее в город.
— Они просто трусы, — пренебрежительно ответил ему капитан Барнабе. — Среди них нет отчаянного храбреца, который сам бы повел христианское воинство на штурм ради вечной славы и спасения души.
Мартин оторвал глаза от миски:
— Но ведь всем им есть что терять. В отличие от нас.
После этого за столом в шатре воцарилась напряженная тишина. Ибо Мартин коснулся того, о чем лазариты обычно избегали говорить, — их безусловной обреченности. В глазах некоторых из них читалась открытая неприязнь к новичку. Чтобы развеять неприятное чувство, он, по их обычаю братьев, первым поднял чашу, провозгласив один из рыцарских обетов:
— Служить отечеству, но отвечать только перед Богом!
Его тут же поддержали:
— Стремиться к чести, но не к почестям!
— Побеждать, но не мстить!
— Достоинство в служении!
— В служении, но не в раболепии!
Да, со своей святой верой в рыцарское достоинство эти несчастные прокаженные могли служить образцом для благородного сословия. Они заботились о чести и душе. И тем не менее поздней ночью Мартин опять слышал, как за занавесью Джон возится со своей шлюхой. А затем женщина перебралась в другой угол, где находилась лежанка капитана Барнабе.
Утром во время упражнений с оружием Джон спросил Мартина, зачем тот ежевечерне обтирается уксусом, словно те братья-госпитальеры, что боятся заразиться, ухаживая за прокаженными. В глазах рыцаря горел острый интерес, и сейчас он ничуть не походил на простодушного мальчугана.
Мартин ответил, что этому его научили монахи в Намюре — уксус будто бы препятствует распространению болезни по коже. И пока Джон не задал следующий вопрос, который мог оказаться более опасным для него, в свою очередь полюбопытствовал, что за девка по ночам обслуживает прокаженных?
— Ну, она не столь молода, чтобы зваться девкой, — усмехнулся Джон. — Однако так жадна до денег, что ее и проказа не пугает. Да и кто еще на нее позарится — половины зубов не осталось, родимое пятно в пол-лица, груди болтаются до пупа. Знавал я до болезни девчонок получше этой Доротеи, будь она неладна! И все же щель между ляжек у нее в точности такая же, как у любой другой красотки, а я еще не настолько плох, чтобы разучиться пользоваться своим стержнем. Да и другие братья не прочь получить от жизни хотя бы маленькую радость.
«Но ведь эта шлюха может разнести заразу по всему лагерю!» — с содроганием подумал Мартин. На этом беседа с Джоном прервалась, и он поспешил к Эйрику.
В той части лагеря, где стояли французы, снова слышался стук молотков и визг пил. Исполинское осадное орудие росло на глазах, в особенности после того, как прибыл еще один корабль с Кипра с пилеными досками и каменными ядрами. Толпясь у сходней, рыцари допытывались, скоро ли прибудет король Ричард, и разносили по лагерю весть о том, что английский Лев сразился с отрядами лжеимператора на равнине между Фамагустой и Никосией, и в этом бою сам английский Лев скрестил оружие с Исааком. Тот выпустил в короля одну за другой несколько отравленных стрел, но тот сумел уклониться, и тогда Исаак бежал с поля боя и засел в одной из горных крепостей. А тем временем народ и знать Кипра принесли Ричарду присягу на верность.
— Скорее бы он прибыл! — толковали вечером в шатре лазаритов. — Тогда все изменится и это окаянное сидение под Акрой наконец-то увенчается победой.
На протяжении дня Мартин слышал такие же разговоры по всему лагерю крестоносцев.
— Почему все надеются только на Ричарда? — спросил он у прокаженных. — Я видел в лагере немало прославленных воителей. Здесь и защитник Тира Конрад Монферратский, и доблестный Леопольд Австрийский, и храбрый Гуго Бургундский, и, наконец, прославленный Балиан де Ибелин, противостоявший самому Саладину под Иерусалимом!
К его удивлению, лазариты смутились. Капитан Барнабе рассеянно потрогал нарост, вздувшийся повыше надбровья на его безволосом и безбровом лице, и произнес:
— Все упомянутые вами — умелые и доблестные воины, это так. Но за последнее время никто из них не смог одержать ни единой победы над сарацинами. Да, маркиз Конрад пару лет назад отстоял Тир, но этим его подвиги и ограничились. Барон Ибелинский защищал Иерусалим, но сдал город Саладину. Пусть и с малыми жертвами, но кто осмелится назвать это победой? Герцог Гуго Бургундский и впрямь храбрец, но в последней стычке с сарацинами он потерял столько воинов, что это следовало бы счесть поражением… Что же до Леопольда Австрийского, то этот крикун однажды вознамерился завладеть башней, расположенной на скале в море. Это передовое укрепление называют Мушиной башней, она охраняет подступы к гавани Акры. В случае удачи крестоносцы могли бы помешать Саладину доставлять продовольствие в осажденный город. Леопольд предполагал облить смолой большую фелуку, поджечь ее и направить за каменный мол — прямиком в гавань. А под ее прикрытием ворваться на скалу и взять штурмом Мушиную башню. Замысел был и впрямь неплох. Но что из этого вышло? Австриец не учел направление ветра, а тот развернул полыхающее судно и понес его прямиком на тот корабль, на носу которого размахивал боевым молотом доблестный герцог. И сам он, и его воины попрыгали в море, как лягушки, когда их галера вспыхнула. Многие утонули, но герцогу удалось спастись…
Барнабе горестно махнул рукой и добавил:
— Плачевный подвиг, что тут скажешь, — ибо перед тем Леопольд распорядился, чтобы со стороны лагеря крестоносцы начали атаковать один из участков крепостной стены, чтобы отвлечь внимание осажденных. Но проклятые сарацины успели отправить к Саладину почтового голубя с сообщением о начавшемся штурме, и султан двинул свои войска на лагерь. Если бы не тамплиеры маршала де Шампера и госпитальеры магистра де Неблуса, если бы не наши орденские братья… До того в нашем отряде было не меньше шестидесяти отменных воинов, а всех, кто уцелел, вы видите сейчас за этим столом!
«Но ведь большинство из них получили как раз то, чего добивались, — доблестную смерть в бою с неверными, и отправились в сопровождении ангелов прямиком в рай. Если, конечно, ангелов не смутил их ужасающий облик. Хотя о чем это я? В христианском раю наверняка нет никаких болезней. Славное, должно быть, местечко, — если оно существует на самом деле».
Мартин невольно усмехнулся, но тут к нему обратился брат Джон с вопросом, куда запропастился его рыжий оруженосец. Ему доложили, что вчера вечером он не вернулся в палатку братьев-сержантов.
Мысли Мартина на краткий миг вернулись в каменистую бухту, где они ежевечерне встречались с Эйриком. Накануне рыжий явился к нему в новом сарацинском шлеме со стальным наносником и прочной кожаной рубахе из буйволовой кожи с нашитой на нее металлической чешуей. В лагере крестоносцев, где были десятки кузниц и сновали бессчетные торговцы оружием, приобрести доспех было несложно. Но особой гордостью Эйрика были новые широкие штаны, которые, в отличие от предпочитающих узкие шоссы
[119] франков, носят только датчане.
