После провала переговоров Акру охватило не только уныние, но и страх. Толпы горожан собирались у многобашенного Темпла, резиденции исполнявшего обязанности коменданта Акры Каракуша, требуя, чтобы тот прекратил осаду и вынудил короля Ричарда принять выгодные условия. Когда же Каракуш появился перед толпой и объявил, что переговоры сорваны из-за упрямства франков, в него полетели камни.
Обстановка в городе становилась все более напряженной. Участились грабежи и разбои, закрывались лавки, люди опасались выходить на улицы. В кварталах, где жили христиане, было убито немало людей, досталось и евреям. Хорошо укрепленный дом Сарры также подвергся нападению — однажды под утро толпа каких-то оборванцев попыталась снести главные ворота. Мартин послал Мусу с луком на крышу, а сам, прихватив саблю и круглый щит, отворил калитку и встал в ней, рассчитав, что в таком узком проходе налетчики могут атаковать его только поодиночке. Вскоре перед ним выросла груда тел, а грабители, убедившись, что в этот дом проникнуть невозможно, разбежались, оставив несколько стонущих раненых, которых Мартин безо всякого сожаления добил.
Спустившийся с крыши Муса только растерянно вертел головой, не зная, как выразить свое восхищение, а госпожа Сарра заливалась слезами и порывалась целовать руки спасителя. Мартин же на это заметил со смешком, что вот — снова придется мыть мостовую перед входом.
Пока они растаскивали трупы и смывали кровь с камней, у Леа начались схватки. Промучившись весь день, молодая женщина к вечеру родила здоровую девочку.
Сарра радостно сообщила об этом Иегуде бен Авриэлю, когда тот в очередной раз явился с визитом, даже позабыв упомянуть о ночном набеге. О попытке грабителей ворваться в дом ему поведал Мартин, и лицо старого лекаря омрачилось.
— Клянусь богом Авраама, настали лихие времена. В городе все меньше вооруженной стражи — люди аль-Машуба, даже те, кто ранен, сражаются на стенах… У меня есть для вас особая новость, почтенная Сарра, но вы должны обещать, что, кроме вас, ни одна живая душа об этом не проведает…
Иегуда утомленно потер лицо ладонями и объявил, что в эту ночь в замке аль-Машуба все вооружаются и не расседлывают коней. Прибыл почтовый голубь с посланием от султана, в котором говорится, что перед рассветом он намерен атаковать лагерь назареян. И как только это произойдет, ворота Дервишей, прежде называвшиеся вратами Святого Николая, откроются, и небольшой отряд во главе с эмирами попытается прорваться через стан крестоносцев, воспользовавшись замешательством, когда все силы неверных будут направлены на отражение удара султана. И тогда…
Он замолчал и пристально взглянул на Сарру.
— Скажите, любезная госпожа, при вас ли еще те великолепные рубины, которыми некогда так восхищался аль-Машуб?
Этот вопрос озадачил Сарру. Немного подумав, она кивнула.
— Тогда вы можете вместе с еще несколькими нашими собратьями попытаться покинуть город вместе с воинами. Я уверен, что в обмен на эти рубины комендант предоставит вам охрану… И посланец вашего брата, безусловно, будет всячески вас оберегать…
— Эта затея смертельно опасна! — Мартин резко поднялся со своего места и теперь возвышался над лекарем, сурово глядя на него. — При прорыве через лагерь погибнет множество людей. А госпожа Сарра уже в летах и едва ли сможет удержаться в седле на полном скаку. Ее невестка только разродилась, а малолетние дети госпожи…
— Мартин прав. Я никуда не поеду!
Иегуда бен Авриэль развел руками.
— Тогда пусть хранит вас Бог Израиля, а я больше ничем не смогу быть вам полезен, госпожа. Я полагаю, в этой попытке заключается пусть и неверная, но все-таки надежда. Подумайте, что станет с городом, когда его покинет гарнизон и сюда ворвутся толпы разъяренных крестоносцев?
— А что намерены предпринять вы сами, почтенный Иегуда?
Лицо лекаря выразило решимость отчаяния.
— Я все обдумал и готов последовать за моим господином аль-Машубом. Попытку прорыва возглавит отважный эмир Сафаддин, а он выдающийся воин. Может быть, все-таки… — добавил он как бы в смущении. — Подобный случай может больше и не представиться!..
Госпожа Сарра, коротко поразмыслив, вышла, а вернувшись, протянула лекарю бархатный футляр, на атласной подкладке которого покоилось ожерелье из темных, как кровь, оправленных в золото рубинов поразительной красоты.
— Вы всегда были нам добрым другом, почтенный Иегуда бен Авриэль. И если эти камни помогут вам и тем из наших сородичей, кто готов рискнуть, пусть с вами будет благословение праотцев! Мы же останемся. Рядом со мной надежный друг, и я доверяю ему больше, чем себе.
От этих слов у Мартина стало теплее на душе. Он опустился перед женщиной на колено и благодарно поцеловал ее руку.
Теперь ему предстояло сопровождать лекаря с его бесценным сокровищем в пути через неспокойный город. Держа в руке саблю, Мартин неторопливо шел впереди Иегуды, а тот семенил следом, пряча под полой своей черной накидки то, что могло вывести из обреченной Акры его самого и еще нескольких иудеев.
Когда они миновали несколько кварталов, лекарь неожиданно спросил:
— Продолжаешь ли ты покалывать свои пальцы?
Мартин ответил, что пока все обстоит благополучно, на что Иегуда дружески похлопал его по плечу и добавил:
— Может, нам никогда больше не доведется встретиться, но я хочу сказать, что ты славный юноша!..
Когда сутулая, покачивающаяся фигура лекаря растворилась в сумраке под арками Темпла, Мартин опрометью бросился к собору Святого Андре. Однако аскалонца не было там и в помине.
Выждав некоторое время, Мартин зашагал вдоль крепостной стены, на которой, несмотря ни на что, продолжались восстановительные работы. Вскоре он обнаружил группу невольников, работавших при свете факелов, а присмотревшись, заметил среди них своего соименника — он катил тачку, наполненную обломками камня.
Мартин дождался, когда тот будет возвращаться без груза, и окликнул бастарда. Фиц-Годфри сделал вид, что ничего не замечает, продолжая толкать тачку вперед, и Мартину пришлось догнать его и пойти рядом.
— Ты совсем обезумел! — буркнул аскалонец, не переставая двигаться. — Здесь чертова прорва надсмотрщиков!
Не обращая внимания на его слова, Мартин склонился к уху аскалонца и быстро прошептал все, что ему стало известно о намечающемся набеге Саладина на лагерь крестоносцев и попытке командиров гарнизона прорваться через ворота Святого Николая.
Пораженный Фиц-Годфри бросил тачку за первым же поворотом.
— Я сейчас же отправлю стрелу с донесением. Вот только черкну пару строк и сбегаю за луком — он у меня припрятан неподалеку среди камней.
— Будь осторожен, — сказал Мартин, но когда аскалонец уже повернулся, чтобы идти, остановил его: — Погоди! Ты сам пишешь донесения? И подписываешься собственным именем?
— Зачем? Король Гвидо не знает меня. Зато я начинаю каждое письмо словами «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!». Ни один нечестивый на такое не отважится, скорее пальцы себе откусит.
