Мартин тщательно подбирал слова, понимая, что столь простое объяснение не удовлетворит Джоанну. Он мог бы сослаться на орденскую тайну, но тогда ему не следовало рассчитывать на ее помощь. Однако ничего более определенного и убедительного в голову пока не приходило. В дымчато-лиловых настороженных глазах молодой женщины по-прежнему читалось недоверие, пауза затягивалась, ее лицо становилось все строже и отчужденнее.
— Ты должен поведать мне все. Я настаиваю!
Мартин вздохнул. Непростая задача: смешать правду и ложь в таких пропорциях, чтобы Джоанна все-таки поверила ему.
Да, он действительно прибыл из Намюра, — снова повторил Мартин. Тамошняя прецептория ордена Святого Иоанна прозябает в нищете, однако он высоко чтит своего прецептора и собратьев-госпитальеров — оттого и согласился взяться за столь непростое поручение. Дело в том, что полтора года назад в церковь Орденского дома в Намюре угодила молния и она полностью сгорела вместе с Орденским домом. Средств на его восстановление у прецептора и братьев не нашлось, и сколько они ни обращались в магистрат иоаннитов, ответа не последовало — все свои силы орден сосредоточил на подготовке к крестовому походу. А отсутствие Орденского дома и достойного храма привело к тому, что братья, которым попросту негде было преклонить голову, начали разъезжаться, горожане же крайне скупо жертвовали на нужды госпитальеров. Средства на строительство согласилась предоставить лишь местная еврейская община. Заем оказался сверх всяких ожиданий щедрым, но вместо его возвращения евреи потребовали иного: спасти из осажденной Акры нескольких евреев, родственников главы намюрской еврейской общины.
Прецептору такой поворот дела показался весьма выгодным, и эта миссия была поручена брату Мартину, который и ранее сопровождал паломников в Святую землю. Миссия была крайне щепетильной, и ее следовало непременно сохранить в тайне. Ведь не всякому объяснишь, с какой это стати орденские братья вдруг воспылали любовью к евреям — верно?
Он взглянул на нее вопросительно.
Джоанна сухо возразила:
— Евреи не приняли Христа! На них каинова печать. Недаром фараон, пленивший иудеев, сказал: если разразится война, евреи примкнут к нашим врагам. Как ты мог решиться помогать им?
— Я получил приказ прецептора. Об этом тайном поручении мне было запрещено говорить даже в том случае, если бы этого потребовал сам магистр Гарнье, и я дал слово. Он бы этого не понял — в точности так же, как сейчас и ты не хочешь понять. Однако братьям в Намюре неоткуда было ждать помощи. И клянусь верой Христовой, в ту пору я не мог даже предположить, насколько позорным окажется мое положение. Мне пришлось скрываться даже от собратьев по ордену, я стал противен самому себе, но я сдержал слово!
Джоанна задумчиво заметила:
— Воистину чудны дела твои, Господи!
Мартин откликнулся:
— И неисповедимы Его пути…
Они умолкли, и лишь спустя некоторое время Мартин проговорил:
— Теперь ты вправе презирать меня.
Молодая женщина пожала плечами и опустилась на ступень лестницы.
— Я еще в пути заметила, что ты был необычайно дружен с тем еврейским юношей — помнится, его звали Иосиф. Он из числа намюрских евреев?
Мартин кивнул. И тогда Джоанна поведала, что обязана этому еврею спасением своего мужа, когда того едва не захватили сарацины. Кроме того, уже здесь, в Акре, Обри похвалялся, что едва не ухитрился получить за Иосифа выкуп, но вмешались власти Киликии.
Мартин прервал ее:
— Мне нет до этого никакого дела, Джоанна. Все, что мне было нужно, — разыскать нужных людей в Акре. Я с этим справился. Но прежде чем покинуть город, я хотел увидеться с тобой. Ибо все это время мне не хватало тебя, как воздуха. Однажды мне удалось увидеть тебя издали — ты сопровождала королеву к здешнему отшельнику, и с тех пор я окончательно лишился покоя. Ведь как бы ни отличались наши судьбы, что бы нас ни разъединяло… Существует нечто, что позволяло нам чувствовать себя счастливыми друг подле друга. Я по-прежнему люблю тебя. И пусть ад разверзнется у меня под ногами, если я смогу тебя забыть!
Джоанна опустила глаза — она была не в силах смотреть ему в лицо. Мартин слишком дерзок. Сейчас, если бы он попытался приблизиться к ней, она могла бы ударить его. Или снова разрыдалась бы… Или упала бы ему на грудь, забыв обо всем и хмелея от счастья…
Ей пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы голос звучал ровно. Когда он отплывает? Не с флотом ли Филиппа Французского, который отчаливает завтра? Что, Мартин рассчитывает везти этих иудеев среди французских рыцарей?
От одной мысли об этом Джоанна невольно улыбнулась.
Теперь они вплотную приблизились к теме, которая остро интересовала Мартина. Однако он отвечал осторожно: еще предстоит получить разрешение властей покинуть город и уладить множество формальностей. Джоанна, вероятно, не представляет, насколько все это сложно и с какими препятствиями ему приходится сталкиваться…
Для нее, родственницы короля, — одновременно думал он, — это проще простого. Но чтобы Джоанна захотела ему помочь, необходимо то, чего и сам он желает со всем пылом души: возродить ее чувство к нему.
Осторожно приблизившись, Мартин опустился у коленей молодой женщины, почти коснувшись их. Он продолжал говорить о подготовке к отплытию, о предстоящих трудностях пути, но его голос звучал все медленнее, все тише… Затем он поднял голову и взглянул на нее.
Утренний свет проникал в узкое оконце в стене лестничного колодца, и этого освещения хватало, чтобы отчетливо видеть нежный овал ее лица под легкой вуалью, обрамленный темными волосами, густые брови над затуманенными серо-лиловыми глазами, гладкую кожу стройной шеи — и улавливать сливочное благоухание, облачком окружавшее Джоанну… благоухание, которое он помнил так же хорошо, как вкус ее по-детски припухших губ, сладостных, словно ранняя земляника, на которую они походили.
Джоанна замерла, чувствуя, что рядом с ним теряет волю. Власть Мартина над ней всегда поражала ее, и сейчас, наряду с возмущением и негодованием, она чувствовала нарастающее возбуждение. Голова внезапно стала легкой, грудь наполнилась жаром и смятением, тело предательски ослабело… Он не должен заметить, как действует на нее его присутствие, как ее неудержимо влечет к нему. Сейчас ей было безразлично, где он пропадал все это время и чем занимался.
Силы небесные! — она все еще хочет его! Когда-то он взял ее легко, без всякого сопротивления с ее стороны — но подарил ей рай и дал познать то неведомое, о чем и не подозревали ее тело и душа. И вот он здесь, совсем близко, и у нее нет сил, чтобы прогнать его, и Мартин знает об этом…
Теперь оба молчали. Джоанна утопала в его голубых, как море, глазах, а он забыл обо всем, погрузившись в туман ее взора, как заблудившийся путник. Их неудержимо влекло друг к другу, и оба едва сдерживались, чтобы не броситься в объятия.
Стоит ему только поманить, просто протянуть руку…
