Из соображений безопасности Мартин высылал на разведку Сабира: тот уносился вперед на своей легконогой кобылке, и пока путники видели его силуэт, замерший на одной из возвышенностей, они могли беспрепятственно следовать дальше. Сабир поджидал отряд, оглядывая окрестности, а затем снова пришпоривал лошадь.
Порой вместо него отправлялся Эйрик. Во время его отлучек белокурая худенькая Саннива так волновалась, что, если ее рыжий гигант вскоре не объявлялся, начинала плакать. Трусивший рядом с ней на муле капитан Дрого отчитывал служанку: зачем лить слезы попусту, если ничего не случилось? Так и беду недолго накликать.
Саннива пугалась и в испуге зажимала ладошкой рот, ее слезы мигом высыхали.
Дрого был ранен в бедро, но держался мужественно, не жаловался ни на что, уверяя, что тряска в седле ему нипочем. Помогал и бальзам, которым его снабдил добросердечный Иосиф. И все же, спешившись, капитан сильно припадал на раненую ногу и порой не в силах был удержать болезненный стон.
— Долго ли еще нам ехать по этим адским землям, мессир д'Анэ? — спрашивал он.
Мартин пояснял: отряд должен двигаться на запад до тех пор, пока не окажется в ромейских владениях. Но по мере приближения к ним возрастает и опасность столкнуться с газизами, которые шныряют на дальних окраинах Конийского султаната. Если это случится, то история с «уводящими» покажется им забавной детской шалостью. Ибо газизы нападают на путников не по приказу и не из корысти, а из ненависти к иноверцам. Вот почему им приходится тащиться в темноте по бездорожью.
Ближе к рассвету отряд останавливался в одной из укромных низин, где можно было устроить дневную стоянку. Охотились они также на рассвете. Дичи хватало с избытком — здешние газели и антилопы были не пугливы, подпускали человека на расстояние полета стрелы. При свете дня можно было без опаски развести огонь и приготовить пищу. С наступлением темноты — снова в путь.
Дрого принялся было ворчать, что лучше бы им было вернуться по караванному пути в Дорилею, но ничего не добился, остыл и больше не задавал вопросов. Мартин же совершенно осознанно избрал наиболее трудный и опасный путь, и теперь на свой страх и риск удалялся от торговых путей в безлюдную глушь. В случае успеха он вновь станет в глазах сестры Уильяма де Шампера спасителем, и это позволит ему вести себя как галантному рыцарю, очарованному ее прелестями.
Леди Джоанну мало занимали превратности пути — она была всецело погружена в свои мысли, а душа ее переполнена тоской и горечью разочарования. Прежде ей и в голову не приходило, какое это огромное потрясение: осознать, что вся ее любовь, все надежды на счастье развеялись, исчезли за пустынным горизонтом. Так горячий ветер гонит по бесплодной земле и уносит за холмы сухие шары колючего перекати-поля… о, она никогда не забудет, как это начиналось: посреди ристалища рыцарь в сверкающих доспехах вздымал на дыбы могучего белого коня, торжествующе, жестом победителя, вскидывал вверх копье, а затем возлагал к ее ногам диадему королевы турнира, прекраснейшей из дам. Это видели тысячи людей, и ее отец счастливо улыбался, радуясь радостью дочери.
Ее отец! Артур де Шампер, гронвудский барон, лорд Малмсбери, родич короля Генриха II! Для Джоанны он был самым близким человеком, идеалом мужчины и рыцаря. Даже с годами лорд Артур не утратил своей привлекательности и чарующего обаяния. Поговаривали, что Джоанна похожа на него, но это было преувеличением. На самом деле на отца походил один из ее братьев — Гай, но кое-что от лорда Артура досталось и ей: прекрасные черные волосы, грациозная легкость походки, худощавость, любовь к музыке и поэзии. Артур де Шампер очень любил дочь, и на рождественский турнир в Винчестере из всех детей взял с собой одну ее.
А в Малмсбери она вернулась женой рыцаря Обри де Ринеля.
— Но как же я мог отказать влюбленным? — заявил лорд Артур супруге. — Ведь было время, когда и я пытался добиться твоей руки на турнире. И вот теперь, так же как и мы, наша Джоанна нашла свое счастье с Обри!
Леди Милдрэд де Шампер была женщиной практичной и тотчас начала ставить вопросы: почтенного ли рода ее зять Обри? Что у него за состояние? Достоин ли он чести войти в семью, близкую к королевскому дому?
Джоанна оскорбилась. К чему такое недоверие? Разве не достаточно того, что ее Обри рыцарь, а значит имеет право взять ее в жены? Да, де Ринели из Нортумберленда не богаты, но у ее мужа есть имя, и он любит ее! А для благополучия в браке вполне достаточно ее приданого — замка Незерби с окрестными землями…
Нет, она не могла понять свою мать, которая настолько возмутилась скоропалительным решением лорда Артура, что на несколько месяцев покинула супруга, удалившись в обитель Святой Хильды, настоятельницей которой была ее дочь Элеонора, старшая сестра Джоанны.
Но время шло, и Джоанна сама начала понимать, что в ее браке далеко не все гладко. Дело не в том, что оруженосцы ее супруга походили на разбойников, и люди из Незерби попросту выгнали их из поместья, несмотря на ярость Обри. И не в том, что Обри порой грубо одергивал юную жену на супружеском ложе:
— Джоанна, ведите себя скромнее! Подобное бесстыдство более пристало девке из таверны, нежели благородной госпоже!
Обри был старше на несколько лет, и Джоанна терялась, считая, что с ней что-то не так, если муж упрекает ее за жадность к ласкам, за страстность и несдержанность, когда она теряла голову во время любовных игр. Это действовало на Обри как ушат холодной воды, его желание угасало, и он отодвигался от Джоанны. Она же, смущенная и подавленная, стыдилась того, что жило в ней и требовало выхода, — того, что ее супруг презрительно называл «бесстыдством».
В результате она стала сдерживать себя. Принесла покаяние, признавшись духовнику, что в ней живет некий бес, который временами доводит ее до полного исступления. Но любовь к Обри никуда не делась — она была накрепко привязана к своему рыцарственному и красивому супругу. Они выглядели вполне благополучной парой. До тех пор, пока не только она сама, но и другие не начали замечать, что Обри де Ринель — скуповат.
Первой это почувствовала челядь в Незерби. Простой люд всегда все видит и знает, и обсуждать поступки господ ему не закажешь. Можно только вообразить, что говорилось в конюшнях и кухне, в харчевнях за кружкой эля и по вечерам во внутренних дворах замка после того, как сэр Обри урезал слугам содержание, перестал жаловать им новую одежду, когда изнашивалась старая, и прекратил делать своим людям подарки к праздникам Рождества и Пасхи. А ведь в роду де Шамперов всегда заботились о слугах, это было доброй традицией, и те платили господам преданностью!
О новом лорде заговорили с неприязнью, и Джоанне пришлось вмешаться, чтобы укротить особенно злоречивых. Сама же она наивно полагала, что причина такой скупости проста: ее супруг происходит из родовитой, но многодетной и обедневшей семьи, где на счету каждый пенни. И если он экономит, то лишь для того, чтобы немного помочь своей родне на севере.
Лорд Артур де Шампер время от времени наезжал в Незерби — проведать дочь. С зятем он держался вполне дружелюбно. Когда же отец и мать Джоанны наконец-то примирились, к нему присоединилась леди Милдрэд, которая также больше не выказывала недовольства зятем. Впрочем, ее острый глаз также не преминул отметить, что, несмотря на солидную выручку на Гронвудской ярмарке, челядь в замке продолжала ходить обтрепанной и полуголодной, а наряды Джоанны ни в чем не обновились. Отчего бы супругу не порадовать юную жену после удачных конских торгов? Ведь сам-то он обзавелся шейной цепью кованого золота с самоцветами и богатым поясом с набором из серебряных позолоченных пластин!
