Изабелла промолчала и потупилась. Однако когда появился Онфруа и медленно совершил свой круг по ристалищу, она поднялась со своего места и невольно сделала шаг ему навстречу.
— Я готов сражаться за вас, моя Изабелла, — произнес безземельный владетель Торона. — Однако люди, более мудрые, чем я, решили, что маркизу Конраду не так уж много чести выбить из седла столь неопытного бойца, как я. Поэтому я выставляю за себя поединщика, который готов защитить мое право владеть вами!
— И сами не станете сражаться за свою жену с оружием? — пораженно воскликнула Изабелла, отступая и хмурясь так, что ее татуированные брови сошлись в одну линию.
Когда Онфруа покидал ристалище, в толпе послышались презрительное улюлюканье и свист. Конрад Монферратский вновь объехал ристалище, возглашая, что готов сразиться за Изабеллу с любым, кого бы ни выставил за себя Онфруа де Торон. Эти слова были встречены бурей одобрения. Все ждали захватывающего поединка. Но кто же выйдет против него?
Изабелла разрыдалась, и мать принялась утешать ее.
— Я хочу быть с Онфруа! — всхлипывала Изабелла. — Я должна достаться ему! А он… он…
Племянник короля Филиппа, молодой граф Генрих Шампанский, склонился к принцессе.
— Не надо плакать, госпожа моего сердца. Скажите лишь слово — и я пойду ради вас, куда прикажете. Клянусь в том истинной верой!
Изабелла взглянула на него сквозь еще не просохшие слезы и вдруг улыбнулась:
— Вы очень милы, мессир!
Она права, — думала в этот миг ее мать. Молод, хорош собой и не скрывает своего восхищения Иерусалимской принцессой. Может быть, все это ошибка и Изабеллу стоило отдать ему? Но договоренность с Конрадом уже невозможно отменить. И здесь есть свои подводные камни, ибо по линии матери Генрих является племянником не только Филиппа Капетинга, но и Ричарда Английского.
[93] Молодой граф Шампани никогда не скрывал, что восхищается рыцарственным королем Англии, а ее интересы совсем в другом…
Конраду не пришлась по душе эта задержка перед боем, но еще более не понравилось то, как его невеста любезна с Генрихом. Его копье повернулось к молодому графу, едва не уткнувшись острием в его грудь.
— Ну, давай, сразись же со мной, Генрих! Или ты предпочел бы потягаться за Изабеллу с сопляком Онфруа?
Генрих залился гневным румянцем — его нежная веснушчатая кожа легко краснела, но в особенности досаждало ей беспощадное палестинское солнце. Казалось, он вот-вот кликнет оруженосца и велит подать доспехи, но в дело вмешался епископ Бове, советник Филиппа, и охладил пыл молодого графа.
Король Филипп откровенно забавлялся. Похоже, Конрад никому не уступит такой драгоценный трофей — наследницу Иерусалимского трона. Тем временем Генрих удалился, Изабелла сердилась, мать увещевала ее, король наблюдал за суетой на противоположном конце ристалища. Вот Онфруа подъехал к облаченному в доспехи Амори де Лузиньяну. Да, брат короля Гвидо в полном вооружении, однако он не имеет права сражаться. Но кто это там еще?
Барон Балиан Ибелинский склонился к Филиппу:
— Я вижу графа Дерби в доспехах, но вижу также и епископа Кентерберийского в броне. Этого только нам не хватало! Крест честной! А это что такое?..
Последнее восклицание барона было вызвано тем, что вместо именитых английских бойцов на ристалище неожиданно показался рыцарь в белом с алым крестом одеянии рыцаря-тамплиера. Он двигался неспешно, его гнедой конь со снежно-белой проточиной
[94] на морде выступал плавно и величаво, а сам рыцарь лишь едва заметно покачивался в седле в такт его поступи. Голова его была надменно вскинута, широкие плечи свободно расправлены.
— Разве тамплиеры имеют право вмешиваться? — возмутился Филипп.
— Этому сам черт не брат, — угрюмо заметил барон Ибелин. — Это новый маршал ордена Уильям де Шампер, родственник короля Ричарда. Прежде он никогда не нарушал постановлений их капитула, запрещающих принимать участие в рыцарских забавах.
Филипп невольно поддался вперед, вглядываясь в фигуру маршала. Вот, значит, каков он, этот де Шампер! Королю доводилось знавать представителей этого рода. «Верный всегда рядом» — гласил их девиз. И уже на Святой земле ему не раз приходило в голову, что от Уильяма де Шампера ничего хорошего ждать не приходится. Правда, до сих пор он держался в стороне, ни во что не вмешиваясь.
Рыцарь приблизился к помосту. Филипп видел его лицо — твердое, слегка утомленное. Лицо проницательного и умного человека. Каштановые с рыжиной волосы маршала, разделенные прямым пробором, густой массой ложились на его плечи, широко расставленные, серые, как гранит, глаза смотрели непреклонно. В развороте груди и плеч угадывалась недюжинная сила, но он был скорее поджарым, чем массивным, — таковы обычно те, кто посвятил войне всю жизнь без остатка.
— По уставу ордена вы не имеете права сражаться на турнире, мессир де Шампер! — преградил ему дорогу конем Конрад.
Маршал ордена продолжал путь, даже не взглянув на разгоряченного маркиза и вынудив его коня посторониться. Теперь он находился прямо перед помостом.
— Высокородные сеньоры и вы, несокрушимые воины под стенами Акры! — внезапно заговорил он глубоким сильным голосом. — Я явился сюда, чтобы отменить ваш поединок, ибо…
Его слова потонули в возмущенном гуле голосов. Как, этот рыцарь-монах намерен лишить их такого зрелища?
Шампер дождался, пока негодование уляжется, и продолжал:
— …Ибо не пройдет и часа, как с холма Каруба нас атакует конница Саладина, — он указал на возвышенность, видневшуюся на востоке Акрской равнины, где расположился лагерь султана. — Мои лазутчики только что донесли об этом, и если вам не угодно, чтобы вас застали врасплох, советую разойтись и приготовиться отразить неверных.
— Ваши сведения… Они безусловно верны? — поднялся со своего места Филипп. Под венцом с лилиями и крестами его мысли бешено метались. Де Шампер выехал со стороны Гвидо — уж не союзник ли он ему? Филиппу было известно, что маршал тамплиеров едва ли не первым привел отряд храмовников под Акру и присоединился к Лузиньяну. Может, его единственная цель — предотвратить поединок? Но то, что он говорит об атаке… Святые апостолы Петр и Павел! Саладин! Мой первый бой… И где этот Ричард? Пора бы Льву присоединиться к им же затеянной охоте!
Внешне он остался совершенно спокоен:
— Я слышал, султан Салах ад-Дин ведет себя как благородный воитель и никогда не нападает без предупреждения.
