Мартин про себя усмехнулся: сколько бы ни усердствовал граф, добиваясь внимания молодой женщины, такой, какой Джоанна была с ним, Мартином, с Робертом она не будет никогда. И он отвернулся от Лестера с его «милой тетушкой», смотрел вдаль, и ветер трепал его выгоревшие на южном солнце волосы.
Мартину нравилось море и все, что с ним было связано. Он любовался его густой лазурью, пенящимися волнами, рядами весел, широким чистым горизонтом. Он никогда не страдал от качки, и всякий раз, оказавшись между двумя великими стихиями — небом и водой, — испытывал ощущение некой мечтательной свободы. Даже неотесанные матросы и гребцы, распевавшие свои непритязательные песни, казались ему славными малыми. О будущем он подумает позже, а пока… пока можно расслабиться… Настоящее дело еще впереди, а сейчас его сердце было полно тихой нежности.
А вот Эйрик выглядел угрюмым и раздражительным.
— Тебе всегда все легко дается: влюбился, добился своего, а потом отступился, — жаловался он. — А меня Саннива просто утопила в слезах, упрашивая, чтобы я поскорее оставил орден и подался на службу в свиту миледи. И как теперь от этой малышки отделаться?
«О чем ты думал раньше, рыжий, когда вел свою козочку к венцу?» — усмехнулся Мартин, но все-таки промолчал.
У него самого нет никаких обязательств перед Джоанной де Ринель. Вскоре она соединится со своим супругом, а он исполнит то, что ему поручено. После этого все женщины, кроме его драгоценной Руфи, перестанут для него существовать.
Пока галера шла вдоль побережья, Мартин разглядывал скалистые островки и наблюдал за изредка появлявшимися рыбачьими лодками и неповоротливыми купеческими судами. И хотя море здесь, по слухам, кишело пиратами, не было никаких признаков, что им угрожает опасность.
Но спустя несколько часов, когда берег исчез в голубой дымке и вокруг не осталось ничего, кроме безбрежной морской глади, дозорный матрос заметил вдали два судна без флагов на мачтах. Корабли изменили курс и свернули к галере крестоносцев, но им приходилось идти слишком круто к ветру, к тому же гребцы на галере налегли на весла, и преследователи вскоре отстали.
Ближе к вечеру появился еще один неизвестный корабль — он шел наперерез галере. Но граф Роберт поставил на носу судна стрелков с мощными английскими луками и, едва пираты приблизились ярдов на двести, велел стрелять. Одного залпа лучников оказалось достаточно, чтобы морские разбойники поспешно отвернули в сторону и удалились в поисках более легкой добычи.
Когда солнце уже клонилось к закату, пассажирам галеры подали ужин: жареного козленка с луком и специями, румяного, нежного и необыкновенно сочного. А затем спустилась ночь — тихая, какой давно уже не бывало. Море колыхалось, как темный шелк, дул легкий попутный ветер, и гребцы отдыхали на веслах — многие из них даже уснули. На небе перемигивались звезды, вскоре показался тонкий серпик луны, плескалась вода за кормой, а от входа в кормовую надстройку доносились приглушенные голоса. Мартин тоже задремал, завернувшись в плащ, но вскоре его разбудил Эйрик, сердито пожаловавшись, что Саннива прокралась-таки к нему и снова взялась донимать своими мольбами.
— Спи! — велел Мартин, поворачиваясь на другой бок.
В полудреме он размышлял о том, что у Джоанны — совсем иной характер. Она прекрасно владеет собой, и сегодня до него не раз доносился ее звонкий смех: племянник всячески развлекал тетушку. Но граф Роберт уже отправился на покой. Хотелось бы Мартину, чтобы Джоанна оказалась рядом с ним? Пожалуй, но зачем? Слишком рискованно…
Кипр показался на горизонте, когда уже рассвело. Галера долго шла вдоль холмистых, затянутых голубой дымкой берегов прекрасного острова, навстречу время от времени попадались другие суда. Их шкиперы, завидев красный крест на главном парусе галеры, сближались с ними и обменивались новостями с людьми на палубе. Все они утверждали одно и то же: Кипр под властью Ричарда Львиное Сердце, а самозваный император готовится принести английскому королю оммаж.
[104]
К Лимассолу галера подходила уже ближе к вечеру. Море сверкало мириадами искр, на берегу в лучах низкого солнца золотились холмы и утесы, покрытые лесами и виноградниками, а в порту Лимассола, подобно еще одному лесу, виднелись бесчисленные мачты со спущенными парусами.
Вечерний прилив плавно нес их в гавань. Шкипер отдавал отрывистые распоряжения, матросы убирали тяжелые паруса. Наконец гребцы разом навалились на весла, палуба слегка накренилась — и галера развернулась правым бортом к причалу.
Именно в это мгновение среди тех, кто встречал судно на берегу, Мартин заметил маршала тамплиеров Уильяма де Шампера — и словно кто-то вонзил ему отточенный нож в подреберье, повернув клинок в ране. Вот он — тот человек, что раскусил его с первого взгляда, кто не верил ни одному его слову, кто приказал подвергнуть его пытке!
Этой встречи Мартин не ожидал. Маршала невозможно было не узнать — он мгновенно выделил его среди прочих тамплиеров по осанке, манере надменно запрокидывать голову и характерному жесту — обе руки сложены на навершии меча, висящего на поясе.
В первое мгновение мнимый госпитальер оцепенел. А затем его мысли понеслись вскачь. Что предпринять? Облачиться в шлем с полностью закрывающей лицо стальной личиной? Но тамплиер может потребовать, чтобы он представился, а для этого придется открыть лицо. И нет никаких сомнений, что де Шампер узнает его в том обличье, какое он носил сейчас. Может, прямо сейчас надеть облачение лазарита? От прокаженных все без исключений стараются держаться подальше. Но как быть с Джоанной и графом Лестером, видевшим его совсем иным?
Остается одно: затаиться на корабле, пока маршал, встретив любезную сестрицу, прибытие которой будет для него большой неожиданностью, покинет причал. А что, если Джоанна пожелает представить де Шамперу своего спасителя? Или граф Роберт заведет разговор о нем?
Корабль медленно продвигался к причалу, и Мартину казалось, что он уже различает замкнутое выражение лица храмовника, его холеную бородку и твердый взгляд холодных серых глаз. Почему он не сводит их с корабля? Кого ждет? Ведь он не может знать, что именно на этой галере находится его сестра!.. Но вот уже граф Лестер, поднявшись на увешанную щитами носовую надстройку, кричит и машет маршалу, сообщая о том, что для мессира Уильяма де Шампера у него на борту есть удивительный сюрприз…
Подле Мартина возник Эйрик. Внешне он казался спокойным, с хрустом жевал яблоко.
— Слушай, малыш, а ведь там, на берегу, — де Шампер, разрази его демон! Ну и повезло же нам!.. Значит, так: ты теперь ступай на корму, и когда галера завершит разворот, спускайся в воду и плыви в сторону пришвартованных по соседству судов. Их тут чертова пропасть, и ты сможешь легко укрыться за ними. В кольчуге, я знаю, ты плаваешь, как рыба, а всем остальным сейчас не до тебя. Если наша красотка поинтересуется, куда ты пропал, я ей что-нибудь наплету, будь уверен. Я и саврасого твоего сведу на берег и пристрою в надежном месте. А попозже, когда стемнеет, буду ждать тебя у этого причала… Эй — давай-ка сюда шлем! Где это видано, чтобы рыцари плавали в шлемах? А так — ну перебрал человек малость, решил освежиться. Со всяким может приключиться, хоть с госпитальером, хоть со священником, — все мы люди… А теперь — вперед!
