…Петр Андреевич Клейнмихель вернулся в свою квартиру в здании Главного штаба в прескверном настроении духа. Прямо в генеральском мундире и сапогах он повалился на кушетку и крепко о чем-то задумался. Когда к нему в комнату заглянула родственница жены Варенька Нелидова, симпатичная фрейлина и любовница цесаревича, он, не сдерживаясь, заорал:
— Что тебе тут надо, б-дь?! — И бедная девушка поспешно ретировалась. Петру Андреевичу было сегодня ненавистно все, связанное с цесаревичем Николаем. Потому что именно сегодня он вручил начальнику аракчеевского штаба маленький флакончик с прозрачной жидкостью и пожелал, чтобы еще до истечения этого года содержимое флакончика попало в питье государя Александра. Вместе с флаконом он вручил увесистый мешочек золотых английских соверенов «на первый случай».
— А если…
— Карьера, Петр Андреевич, может идти не только вверх, к генерал-адьютантству и выше, но и круто вниз, к званию прапорщика. Прошу об этом помнить…
— Понял, ваше императорское… высочество. — Петр Андреевич был человек хваткий и все отлично осознал — и именно это ввело его в состояние отчаянной хандры. С одной стороны, благорасположение императора Александра обеспечивало вроде бы его дальнейшую карьеру. С другой стороны, император, казалось, истомлен ношей власти и мог решиться передать ее цесаревичу Константину, который Клейнмихеля терпеть не мог. Было о чем задуматься.
Через несколько дней он стал собираться с докладом о поселенных войсках в Таганрог.
Глава 13
Убийство в Грузино
Роль человека, стоявшего перед цесаревичем, в чем-то касательно деликатных поручений можно было бы сравнить с ролью адъютанта Михаила Лунина при цесаревиче Константине. Но в этом плане скорее с Луниным, пожалуй, можно было сравнить полковника Геруа, ибо их офицерские взгляды на честь вряд ли позволяли собственноручно орудовать мясницким ножом. Но для капитана 16-го пехотного Ладожского полка Терехова подобных ограничений не существовало. Это был смугловатый высокий, широкоплечий человек с мало запоминающимся лицом и водянистыми голубыми глазами. Терехов вечно жил в долг, пока его не нашел Николай и не извлек из служебной лямки для своих целей.
— Ты должен сделать так, чтобы генерал Аракчеев потерял дееспособность, не мог бы действовать против меня, если возникнут обстоятельства…
— Понятно.
— Но помни, что Аракчеев — русский вельможа, и с его головы волос не должен упасть. Однако предупреждение должно быть весьма явственно.
— Понял. Говорят, его сиятельство граф — трусоват. И есть у него любовница, у которой он под каблуком ходит — белорусская дворянка Шумская. Но ходят слухи, что она и не дворянка вовсе, а из графских крепостных происходит. Если с ней что случится, он спужается. — Терехов осклабил желтые зубы. Николай подумал, что русский народ крайне испорчен в душе, и согласно кивнул головой.
После этого Николай отправился в Царское Село, к Александре Федоровне, своей жене, в девичестве принцессе Шарлоте Прусской. Село с его парками представляло настоящий рай. Александра, несмотря на рождение четырех детей, сохранила красоту, унаследованную от покойной матери, прусской королевы, одной из признанных красавиц Европы, к которой был неравнодушен и император Александр Павлович. Всего пару месяцев назад родилась их третья дочь — тоже Александра. Любящий супруг нежно поцеловал любимую жену.
— Смотри, дорогая, — я привез тебе кушак, чтобы ты могла подтянуть свою талию. — Он достал из коробки украшенный золотом и драгоценными камнями дамский кушачок и, вручив его, ласково обнял жену за талию.
— Боже, какое чудо! Надеюсь, оно не обошлось слишком дорого, Никс?
— Нет, милая, — каких-то три тысячи рублей.
— А что ты подарил Вареньке Нелидовой? — шутливо спросила жена.
Николай погрозил ей пальцем:
— Этой темы в доме гвардейского генерала не касаются!
Оба супруга рассмеялись.
…Уныло серая мощеная улица была обрамлена одинаковыми домами, выкрашенными в казенный желтый цвет. Позади первой линии виднелись такие же желтые цейхгаузы, амбары, здания школы, почты, присутствия, станции и ресторана. И даже церковь была выкрашена в тот же казенный цвет. Посреди улицы какой-то унтер-офицер с палкой в руке муштровал людей в мешковатых мундирах поселенных войск.
Это было большое село Грузино, расположенное под Новгородом — вотчина генерала от артиллерии Алексея Андреевича Аракчеева. Подарок императора, превращенный им в образцовое военное поселение и штаб-квартиру округа поселенных войск.
Утром 10 сентября Аракчеев отсутствовал в Грузине. Он инспектировал полк своего имени — Аракчеевский гренадерский. В инспекционных поездках он занимался любимым делом — распекал не угодивших ему офицеров, а затем посылал провинившегося и его подчиненных на гауптвахту.
Между тем к станции подъехал верховой офицер в мундире майора поселенных войск. Он справился, у себя ли граф, и, узнав, что отсутствует, пожелал оставить у него дома срочно доставленный пакет.
В доме графа проживала его домоправительница и любовница Анастасия Шумская, в девичестве Минкина. То есть до того, как граф исправил ей подложные документы о дворянстве. Четверть века назад чернявая цыганская дочка пленила сердце, или то, что ниже, Алексея Андреевича, и пока не выпускала это из своих цепких ручек.
Собственно, проживала она во «флигеле», роскошном особняке по другую сторону улицы от двухэтажного графского дома. За домом располагался богатый сад, куда выходила разукрашенная веранда, с которой Минкина отдавала распоряжение дворне. Вот и сейчас она там задержалась:
— Всыпьте ей горячих, да так, чтобы встать не могла! — крикнула она во двор. И не ушла прежде, чем послышался свист розог и крики наказываемой девушки.
Настасья Филипповна чувствовала приближение критического для женской красоты возраста и поэтому старалась самых красивых девушек забрать к себе в прислуги, чтобы они не соблазнили ее любвеобильного патрона. Здесь она могла измываться над ними как хотела. Беспричинная злоба теперь на нее накатывала часто.
Минкина решила прилечь передохнуть в большой зале. Однако не успела она опуститься на кушетку, как в комнате бесшумно, как привидение, появился офицер в форме поселенных войск. Настасья Филипповна успела подумать, что внешность у него ничего и можно было бы воспользоваться отсутствием графа… Но в этот момент в руке у него появился большой нож, и Минкина поняла, что — все… Офицер нанес профессиональный удар ножом по горлу жертвы, которое рассек до позвоночника. Затем он придержал содрогающееся тело, помогая ему без лишнего шума опуститься на пол. Уже умирающей женщине он нанес несколько беспорядочных ударов в грудь и живот — не из садизма, а чтобы имитировать непрофессиональное нападение. Для того же резанул ее по ладоням — создавая впечатление, что она пыталась защититься. Окровавленный нож, удачно подобранный на пустой кухне, бросил тут же на пол — улика того, что убил кто-то из прислуги.
