Зато в избытке присутствовали тут штабс-капитаны, поручики и подпоручики, флотские капитан-лейтенанты и даже мичманы. Однако, как вскоре выяснилось, малые чины не мешали многим из них состоять адъютантами видных лиц, которым, вероятно, неудобно было являться сюда самим в опасении шпионов. Собрание же малых и средних чинов у Рылеева вряд ли вызвало бы столь же пристальный интерес.
Поручик Оболенский и слегка одутловатый подпоручик Ростовцев были адъютанты начальника гвардейской пехоты Бистрома;
штабс-капитан Александр Бестужев — адъютантом командующего Вторым корпусом Евгения Вюртембергского;
мичман Петр Бестужев — адъютантом военного губернатора Кронштадта, адмирала Антона Васильевича Моллера, брата начальника штаба Флота;
о капитане Александре Якубовиче, кавказском герое и бывшем гвардейце, известно было, что он крайне дружен с Милорадовичем, генерал-губернатором столицы, и является его доверенным лицом;
подполковник Батеньков, будучи в фаворе у Аракчеева, имел влияние больше генеральского и еще недавно соперничал с генералом Клейнмихелем. Правда, с отстранением своего патрона от дел он потерял в весе;
отставной подполковник Владимир Штейнгель явно представлял лукавого царедворца Сперанского;
бывший же поручик Кондратий Рылеев, энергичный двигатель многих мероприятий, направленных на пользу мощной Российско-Американской компании, был человеком адмирала и сенатора Николая Семеновича Мордвинова, а в определенной мере — и вдовствующей матери-императрицы Марии Федоровны, главной акционерки. Вся его квартира, стены которой были увешаны картами отдаленных российских окраин, а шкафы и бюро были забиты торчащими оттуда бумагами, казалось, была средоточием деятельной мысли, направленной на упрочение и развитие сил России на дальних рубежах.
Глава 24
Счет полкам
Сейчас именно невысокий большеглазый и романтически красивый поэт Рылеев взял слово:
— Господа, собрались мы в этот трудный для Отечества час не сами по себе, но как представители сил и войск государства Российского! Нашей необъятной стране угрожает распря, и столичная гвардия должна дать пример верности законному государю-наследнику Константину Павловичу! Между тем есть достоверные сведения, что на послезавтра, на четырнадцатое декабря, назначена переприсяга Николаю Павловичу. Если мы не предпримем действий, столица покроет себя позором предательства по отношению к законному наследнику престола!
— Господа, но какими силами мы располагаем? И насколько мы получим поддержку по России? — раздался трезвый голос преображенского полковника.
В это время князь Оболенский громко представил своего спутника:
— Майор Ломоносов, от государя Константина и от командующего Второй армии.
Все присутствующие повернулись как по команде и горячо приветствовали вновь прибывшего. Его появление было точно ободряющий глоток свежего морозного воздуха.
— Господа! — возвысил тут голос Трубецкой. — Майор привез известие о том, что Вторая армия выступает за государя Константина! Под Киевом за нас еще два пехотных корпуса! (От этого заявления Петра покоробило, ибо он знал, что наверное за них выступит со своим корпусом лишь князь Щербатов, и то — лишь при подходе войск Второй армии.) Мы обязаны своим выступлением подать общий сигнал всей России!
— Но если командующие решатся прямо действовать в пользу Константина Павловича, вопреки золоченой придворщине, будут ли послушны этой команде гвардейские войска? — спросил носатый Батенков, поправляя очки. — Ведь младшие великие князья — командиры пехотных дивизий, а кавалерией командуют их клевреты, Бенкендорф и Чернышев. Может быть, лучше, подняв части, какие удастся, выйти из города на Пулковские высоты и ждать подхода поселенных войск?
— Вы совершенно правы в своих сомнениях, батенька! — заговорил обладатель костромской физиономии, невысокий желчный полковник Иван Шипов, батальонный командир Преображенского полка (брат его, генерал-майор Сергей Павлович Шипов, был полковым командиром семеновцев и бригадным начальником). — Известно ли вам, господа, что Николай обработал всех бригадных и полковых командиров гвардии? Наобещал всем с три короба, если он возьмет верх, — но все ведь исполнит, и это знают! Гвардейская конница вся за него, тут и говорить нечего, — если выйдем за город, они нас на капусту порубят! Артиллерийские начальники — тоже за Николая, да и пехотные — через одного. Пока подойдет хоть одна поселенная дивизия, от нас ничего не станет! Что же до подхода частей с юга — трудно сказать, через сколько недель они до нас доберутся. Но на самого Константина Павловича нам рассчитывать не приходится — польскую границу корпуса Первой армии блокировали надежно — это не мне вам объяснять!
— Здесь есть представители полков, и они могли бы разъяснить, смогут ли поднять свои части вопреки воле командиров и привести туда, где над ними возьмет главенство старший начальник, — сказал Трубецкой. — Поскольку ясно, что действие ограничится городом, я полагаю, что это только пехота?
— Хорошо, давайте приступим к рассчету сил, — тут же предложил Рылеев. — Итак, какова численность гвардейской пехоты, на которую можно положиться? Первая дивизия. Господин Шипов, Сергей Павлович дает нам свою бригаду? — повернулся он к преображенскому полковнику.
— Брат уже говорил вам, что выйдет на позиции во главе своих семеновцев, но решительные действия зависят от вас, — ответил слегка раздраженно Иван Шипов. — Нынешние семеновцы — не те, которых раскассировали четыре года назад по дальним гарнизонам после шварцевского бунта, это бывшие армейские гренадеры. Командиры же Лейб-гренадерского полка и Гвардейского экипажа преданы Николаю, и от них должно сразу избавиться, когда будем поднимать их полки. Каперанг Качалов, начальник экипажа, вообще бывший флагманский капитан Николая Павловича.
— Хорошо, тогда перейдем к полкам. Кто от лейб-гренадер?
— Мы, — поднялись два поручика, сидевшие поодаль друг от друга: невысокого роста, с холеными бакенбардами батальонный адъютант (Ломоносов с ухмылкой подумал, что, должно быть, выпускник пажеского корпуса). И второй, ротный командир — с умным открытым лицом, русоволосый, с торчавшими в стороны усами.
— Мы ручаемся, что полк будет поднят, — продолжил первый из них. — Но должен явиться человек, который поведет его. Присутствующий тут полковник Булатов, бывший наш батальонный, будет встречен солдатами с преданостью.
— Благодарю, господа Панов и Сутгоф. Полковник Двенадцатого егерского Булатов станет во главе гренадер.
— Гвардейский экипаж?
Встали братья Бестужевы — Николай, худощавый капитан-лейтенант с симпатичным лицом, и Петр, юный мичман.
— Поднимем, и все младшие офицеры нас поддержат.
— Хорошо. Теперь первая бригада дивизии? Господин Шипов?
— Исленьев, наш преображенский командир, сомнителен, — вынув трубку изо рта, ответил полковник. — Могу ручаться только за свой второй батальон, и то — пойдем вслед за остальными, не иначе. Впрочем, князь Трубецкой как наш полковник мог бы стать на челе полка… — Трубецкой, однако, промолчал.
