— Здорово, прапор, кого везешь? — навис над Анисимовым громадный всадник, убирая в ножны свой палаш. — Казаки-то твои, смотри, как зайцы драпанули! — рассмеялся он и несколько человек, подъехавших за ним.
— Собственность его императорского… — заплетающимся языком отвечал прапорщик и зачем-то полез за пистолетом. Его мягко отстановил спешившийся человек в костюме таежного охотника.
— Ага! — соскочив с коня, предводитель налетчиков протянул руку в коляску и сорвал мешковину со стоящих на полу ящиков.
— Ну-ка! — Он вновь вынул клинок и, сунув его под дощечку, отковырнул. В лучах всходящего солнца ярко сверкнули слитки желтого металла.
— Так! — Великан отодрал еще одну доску.
— Никак, золото! — весело удивился он, взвешивая на руке увесистый слиток.
— Сколько тут?
— Два пуда… — прошептал самый несчастный человек на свете.
— В пятифунтовых слитках… Шестнадцать слитков. Эй, господа, спешивайтесь и разбирайте по одному слитку в сумку!
Дважды повторять не пришлось, и спустя десять минут обезоруженный прапорщик уже с тоской смотрел вслед скачущему прочь отряду. Внутри коляски, точно скорлупа разбитого яйца, валялись разломанные доски ящиков из-под золотого груза.
Через два часа приехала повозка из ближайшего села. Однако уже было слишком поздно. Почти в это же время со стороны Нерчинского завода проехал маленький отряд, состоявший из казачьего пятидесятника, трех казаков и человека лет тридцати в солдатском мундире — по-видимому, разжалованного. Останавливаться они не стали, только перекинулись несколькими словами по поводу того, что случилось, и, узнав про ограбление, поехали дальше.
Отряд из пяти всадников всегда движется быстрее, чем из тридцати. Поэтому маленький отряд Медокса рано или поздно должен был настигнуть беглецов во главе с Ломоносовым. Но как поступить дальше? Особенно с учетом того, что в руках преследуемых оказалось целое сокровище? Это предстояло решать по ходу действий.
К обедне, когда уже привезли пленных бунтовщиков, Бурнашев узнал, что с Екатерино-Благодатского бежали двенадцать заключенных по четырнадцатому декабря и еще полтора десятка уголовных. Сильно огорчившись, он велел немедленно отправить погоню — полусотню казаков под командой хорунжего.
Глава 57
Преследование
Майор Терехов подъезжал к последней станции перед Нерчинском (кажется, это было село Савватеево), когда увидел выезжающего оттуда фельдъегеря, в чине подпоручика.
— Стой! — перегородил ему дорогу.
— Ты кто таков, майор, останавливать государственную эстафету! — накинулся на него взбешенный фельдъегерь.
— Именем государя! — Терехов махнул императорским приказом, а сопровождавший его фельдъегерь сокрушенным кивком подтвердил собрату неприятное известие о правоте майора.
— Есть ли какие тревожные вести из Нерчинского завода?
— Так точно. Бунт в Горном Зерентуе подавлен. Из Екатерино-Благодатского рудника при помощи сообщников бежали двенадцать заключенных по четырнадцатому декабря. Выслана погоня.
— О, черт! — выругался майор. — В какую сторону направились беглецы?
— Полагают, что хотят уйти за границу, на реку Амур.
— Так. Свободны, подпоручик! — И Терехов поскакал далее.
В Нерчинске он явился к казачьему полковнику Кашеварову, возглавлявшему нерчинские сотни Забайкальского городового полка. Предъявив приказ, он потребовал, чтобы с ним были отправлены казачья сотня и обращенный в драгун взвод иркутского 2-го батальона, обнаружившийся тут в командировке. Казаки были немедленно созваны, солдаты подняты с тесных квартир. Они едва успели собрать припасы на несколько дней. Таким образом, был в течение нескольких часов сформирован отряд в сто сорок верховых. Едва они выстроились перед атаманским правлением, как выскочил оттуда Терехов, точно черт из табакерки.
— Здорово, молодцы! — крикнул он.
— Здрасть! — вразнобой ответили казаки.
— Казаки, сам император дает нам важнейшее задание! — Он потряс императорским указом. — Государь на нас в великой надеже, нам надо преследовать и схватить важных государственных злодеев, умышлявших на особу императора! Живыми или мертвыми! Слушать меня! Кто ослушается — тому смерть! Уяснили? На конь!
И, как только все сели в седла, скомандовал:
— Правое плечо вперед, колонной по три, марш, марш!
И колонна галопом двинулась вниз по долине разлившейся Шилки. Впереди ехал Терехов, с ним фельдъегерь и казачий есаул, командовавший сотней. Замыкали колонну иркутские «драгуны» во главе с подпоручиком. В станице Сретенской Терехов оставил двадцать казаков с урядником, велел им приготовить несколько лодок и сплавляться вниз. Он предвидел, что может потребоваться преследовние беглецов по воде. Лесистые хребты тесно обступали долину. Однако и через два дня за Сретенской следы беглецов все еще не были найдены. Наконец, в Усть-Карском, которому спустя четверть века суждено было стать столицей каторжного золотопромышленного края, обнаружилось, что проехала в сторону границы крупная охотничья партия, около тридцати человек. Терехов, однако, понял, что это и были те, за кем он охотился.
— Не уйдешь! — прошипел он сквозь зубы. И, точно коршун, ринулся вперед, увлекая за собою своих людей.
Не имея сменных коней, Ломоносов и его люди поддерживали силы своих скакунов усиленными порциями ячменя. На остановках коней расседлывали, протирали спины, мазали потертости и снова седлали. Перебирались тропами через невысокие хребты, миновали небольшие долины.
Беглецы не могли соперничать по скорости с казачьей эстафетой. По пути подстерегли молодого казака, скакавшего в станицу с пакетом. Его сбили с коня, связали, но оставлять его в тайге можно было лишь на верную смерть. Поэтому он ехал сейчас посреди каравана на собственной лошади с заткнутым ртом и связанными руками. Его обещали отпустить на границе. В пакете было извещение о побеге и требование взять беглецов любой ценой.
Через верховья Газимура они перевалили Борщовочный хребет и спустились в долину быстрой полноводной Шилки в нескольких верстах выше Усть-Карска. Затемно переправились на пароме (паромщикам было хорошо заплачено за молчание). Кони еле плелись, один уже пал, его пришлось заменить, разобрав один из въюков, — к счастью, въюки с провизией сильно полегчали.
На следующее утро они подъезжали к Горбице. Над рекою поднялся туман, оседавший на гранитных скалах, и это благоприятствовало планам беглецов. Но на всякий случай лучше было подстраховаться. Поэтому Ломоносов пустил восьмерых своих товарищей во главе с Лихаревым, на которого мог в наибольшей степени полагаться, в обход караульного поста. Они пошли пешком, налегке, обойдя спящую еще станицу по заросшему склону.
Примерно через час после этого караульный, стоявший у бивака, где расположились караулившие границу казаки, услышал стук копыт и увидел, как из разредившейся дымки один за другим появляются несколько всадников. Он закричал, предупреждая товарищей. Тотчас на дорогу выскочил знакомый урядник, к нему присоединились и другие казаки. Сейчас их было два десятка — караул явно усилили, и Петру это не понравилось.
