Впрочем, пролив между островом Тайвань, или Формоза (португальское название), и материком был шириной в сотню морских миль, так что у капитана оставалось достаточно места для маневра. Попадавшиеся гористые островки были снизу доверху покрыты тропической зеленью.
У Чижова и остальных вызывало досаду сезонное встречное течение, замедлявшее ход. В проливе часто встречались рыбачьи или купеческие корабли-джонки с реечными парусами, идущие им навстречу. Вот впереди показалась очередная джонка — довольно крупная, двухмачтовая — повидимому, торговая. У Чижова возникла мысль прикупить у китайцев провизии, потому что они уже с неделю как перешли на половинный рацион, несмотря на то что путешественники наловчились ловить рыбу на самодельные удочки. Они посигналили на джонку и начали сближение. Волнение было самым небольшим. Внезапно, когда суда были уже в десятке саженей друг от друга, на нависающий над русским судном борт джонки вскочило несколько китайских матросов: в руках у них были горшки, истекавшие белым дымом. Похоже, они собирались метнуть их на русское судно!
Ломоносов после стычки с Орловым стал всегда носить за поясом заряженные пистолеты. Когда он увидел подобный беспорядок, грозящий судну неведомой опасностью, то выхватил их и двумя меткими выстрелами сбил с борта джонки двух китайцев. Третий струсил, и его горшок разбился о русский борт, а содержимое его смыло водой. Один из горшков, которые собирались бросить китайцы, разбился у них у самих на палубе, и оттуда повалил белый дым. По-видимому, это было что-то очень неприятное для обоняния, потому что с джонки тут же раздались истошные вопли.
— Черняков, орудие к бою! — Канонир кинулся к пушке, стоявшей на носу, и зарядил ее ядром. С ним действовали Пестов и Горбачевский, однако канонир был главнее, ибо сухопутные артиллеристы ничего не понимают в морской стрельбе, ведущейся в условиях бортовой и килевой качки. В это время борт джонки ощетинился ружьями и грянул залп. Полетели щепки от русского фальшборта. Впрочем, почти все успели залечь — только один, беглый, присоединившийся к ним в Албазине, закружился по палубе и упал, заливая ее кровью из простреленной груди. Но русские сумели быстро подкатить орудие к бортовому порту, пушка высунула свое рыло и, грохнув, послала чугунный гостинец пирату на уровне ватерлинии. Полетели доски — корпуса у джонок довольно слабые. Образовалась дыра, размером в человеческую голову, в которую с шипением начали заливаться волны. Тут и русские поднесли из трюма ружья, и началась оживленная перестрелка. Наши стреляли метче: большая часть их служила в гвардии, многие были офицерами, и свист вражеских пуль не мешал им спокойно целиться. Китайцы, однако, все еще не теряя надежды, попытались взять русских на абордаж. Десятка два сразу вспрыгнули на фальшборт джонки, чтобы низринуться на русских. Но только появились они, как Федор, заранее подвысивший орудийный ствол, угостил их картечью по верхней кромке фальшборта. Все пираты посыпались как спелые яблоки с околоченного дерева. Ну, коль начала играть шарманка, так уже не остановишь: новым ядром бравый моряк продырявил реечный парус, так что он тут же чуть не рухнул на головы морских разбойников. Грохот, крики, пальба! В конце концов, уже Петру пришлось удерживать товарищей, которые горели яростью взобраться как обезъяны на пиратскую джонку и раз и навсегда навести там порядок. Он резонно заметил им, что сабель все равно на всех не хватит, придется драться прикладами и при этом испортить ружья. На джонке между тем поняли, с кем связались, переменили свои намерения и, подняв все паруса, начали поспешно убираться подальше. Последнее ядро, пущенное им вслед Черняковым, разворотило транец пиратской кормы.
— А вы говорите, что пираты не существуют! — заметил Оболенский, невозмутимо прочищая ствол своего ружья.
— Так это же не пиратская эскадра, о каких мы давеча говорили: у этих даже пушек не было — одни горшки с вонючей смесью! — ответил за Чижова Ломоносов. — Кстати, все-таки интересно, что у них там дымилось, в этих горшках?
— Наверняка горючие материалы: смола, селитра, также, судя по цвету дыма, — сернистый мышьяк и еще какая-нибудь дрянь, от которой можно помереть, если надышаться! — заметил артиллерист Горбачевский. — Мы бы сами за борт попрыгали, чтобы не задохнуться, если бы они попали нам на палубу!
— Не знали узкоглазые только, с какими отпетыми связались! — захохотал разбойник Орлов.
Было уже начало августа. Пройдя Тайвань, путешественники вышли в Южно-Китайское море, тянувшееся на юг до Индокитайского полуострова. До порта Гуанчжоу осталось недалеко. Наконец показался гористый, покрытый тропическим лесом остров Гонконг, фланкирующий вход в бухту Гуанчжоу. Еще оставалось десятилетие до его грядущей колонизации англичанами. Пока сыны Альбиона обустраивали захваченный недавно остров Сингапур в Малаккском проливе.
Обойдя Гонконг, на противоположном берегу бухты русские увидели городок, над которым поднимались шпили. В подзорную трубу, переходившую из рук в руки, можно было различить, что многие дома европейские, а шпили — колокольни католических соборов.
— Что это? — воскликнул, отрываясь от окуляра, пехотный капитан Тютчев, бывший семеновец, обычно довольно молчаливый. — Здесь, на Востоке, — европейский город?
— Макао, колония португальцев, — сказал Чижов. — Они были первопроходцами в Гуанчжоу, или Кантоне, как мы его называем, — появились там еще в начале шестнадцатого века…
— А где же Кантон? — спросил Барятинский, как всегда, самый любопытный.
— Он в сотне верст, вверх по Жемчужной реке. Мы туда поднимемся, — ответил Чижов.
Действительно, бухта на самом деле представляла эстуарий широкой реки, и движение судов было весьма оживленным. Плыли вниз и вверх по течению как многочисленные джонки, так и европейские суда. Флаги почти всех европейских стран можно было найти на реке Жемчужной и у причалов Гуанчжоу.
Следовало приготовиться к встрече на борту китайских должностных лиц. Чтобы не давать подозрений, орудие снесли в трюм, а лафет разобрали. Ружья тоже спрятали.
Через пару часов к потрепанному морем «Неустрашимому» действительно пристала лоцманская лодка, отошедшая от берега. Лоцман-китаец был одет в куртку и брюки из синей хлопчатой дабы. Он бегло говорил на ломаном английском и с интересом разглядывал оборванную после почти трехмесячного путешествия команду, слишком многочисленную для небольшого суденышка. У лоцмана был выбрит лоб и заплетена коса на спине. Эта манчжурская прическа означала верноподданость, а за срезание косы полагалась смертная казнь.
С лоцманом вел беседу Чижов, хорошо знавший по-английски, как и многие моряки. Кораблик медленно поднимался против течения. Чжуцзян, или Жемчужная река, — третья по длине в Поднебесной империи после Янцзы и Хуанхэ. Она не уступала по ширине Амуру в низовьях.
На реке виднелось множество рыбацких лодок и суденышек ловцов жемчуга. Так как продукты были на исходе, при содействии лоцмана купили на серебро с одной из джонок рису, овощей и козу, мясо которой было деликатесом для испостившихся моряков. Они с интересом рассматривали многочисленные селения и городки, протянувшиеся вдоль реки. Однако праздными наблюдателями русские оставались недолго. Воспользовавшись тем, что у людей прибыло сил, Чижов затеял генеральную уборку, и суденышко было вычищено от киля до клотика. Подобное чрезмерное стремление к чистоте могло бы вызвать удивление китайца, если бы он не был давно знаком с этой манией европейцев.
