Я мрачно и недоверчиво посмотрел на него, и он пожал плечами.
― Ну что же, ты ведь все-таки жив. А он, похоже, хорошо знает свое дело.
― Он мог убить меня.
Отец толкнул меня в плечо и нахмурился.
― Ничего подобного. Ты уже не мальчик-плакса. Поглядись как-нибудь в воду. Юный Бальдр, честно, уязвимый только для омелы.
Я осушил чашу. Никогда еще я не чувствовал себя столь непохожим на Бальдра.
Отец подбросил в руке пустую чашу, потом начал неловко подниматься, снова заворчал.
― Пойдем. Эйнар зовет. Хегни запел на своем насесте.
― Кольчуга, ― сказал я вдруг. ― Это... это моя кольчуга.
Отец скривился и дернул плечами.
― Немного жмет, но терпимо. Еще годик на веслах, юнец, и она будет тебе мала.
― Почему, ― многозначительно спросил я, ― ты ее надел?
Отец широко открыл глаза, услышав едва прикрытый вызов в моем вопросе.
― Эйнар велел всем, кто не пьет, вооружиться и надеть кольчуги. Он дергается, как кошка, которой задницу подпалило. И у него есть причины.
Теперь я вспомнил. Кетиль Ворона в кольчуге, Эйнар тоже, и дюжина других. Отец неправильно понял мое молчание и опустил чашу, а потом перегнулся в поясе и, закинув руки за голову, встряхнулся, как мокрая собака, так что рубаха из железных колец скользнула к моим ногам.
― С меня хватит, ― пробурчал он и пошел прочь.
Хотелось окликнуть его, но что-то меня грызло, а шум в голове не давал думать ясно.
Хегни вообще не думал; последним, что промелькнуло перед его глазами, была секира Кривошеего. Когда я подошел к молчаливой группе, собравшейся вокруг Эйнара, Хегни заворачивали в его же плащ, утяжеленный двумя камнями.
Мертвяка опустили за борт с едва слышным всплеском, рябь побежала золотыми кругами от встающего солнца. Странно, но я даже обрадовался, заметив среди людей с жестким взглядом нескольких с бледными лицами.
У тех, кто был достаточно трезв ― все в кольчугах, ― лица были мрачными и сердитыми. Их не только лишили добычи ― пускай некоторые не вполне понимали, почему Хильд ― добыча; похитители казались скорее собачьей, чем волчьей стаей.
Хуже того, один из своих оказался врагом, и это заставляло варягов сторониться друг друга.
― Пусть она уходит, вот что, ― пробормотал Кривошеий, вычесывая блох из седой бороды.
К нему повернулись, потому что старый Кривошеий наравне с Кетилем Вороной, Скапти и Колченогом был одним из первых членов отряда Эйнара.
― Она владеет тайной сокровища, старина, ― сказал Валкнут голосом, который напомнил мне старую Хельгу, разговаривавшую с повредившимся в уме Откаром.
― Думай, что говоришь, когда ты рядом со мной, изрезанный рунами ублюдок, ― ответил Кривошеий, довольно дружелюбно, но со сталью в голосе. ― Я знаю, чем она там якобы владеет, но своими глазами покуда ничего не видел, кроме одной-единственной монеты с дыркой. С нею слишком много хлопот за столь малую цену. Пусть поводит за нос Прямо Щеголя, пока мы порыщем там, где есть чем поживиться.
Раз уж старик Кривошеий начинает думать этакое... Послышался ропот, кто-то фыркнул, но негромко, потому что Эйнар был рядом. Если он и слышал, то виду не показал.
Вместо этого, спокойный и с виду безразличный, он высморкался, погладил себя по усам и сказал:
― Кетиль Ворона возьмет дюжину человек. Берите только такое оружие, какое можно спрятать под плащами и рубахами. Те, кого он выберет, собирайтесь быстро, нельзя терять времени.
Новички, давшие клятву всего несколько недель назад, рвались в драку, чтобы доказать, что среди них больше нет предателей. Кетиль Ворона, конечно, хотел, чтобы с ним пошли проверенные люди, и конечно, среди прочих выбрали меня.
Такова моя судьба.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Солнце палило нещадно, и не спасала пелена пыли, белесым слоем оседавшей на волосы и одежду, превращавшей все краски в выцветшие воспоминания. Рынок с продавцами и отчаянно торгующимися покупателями, возчиками, поднимающими большие кожаные мехи с вином или катящими бочки, мясниками с тушами на плечах и лоточниками с мясной снедью, прикрытой от пыли и мух, превращался в дрожащее душное марево.
Держась в стороне под навесом, я таращил глаза, стараясь ничего не упустить, на залитую ослепительным светом площадь. Голова раскалывалась, в висках стучало как по наковальне, я чихал от пыли. Было жарко и тяжко от вони из соседней красильни; от запаха застарелой мочи спирало дыхание.
Шедший немного поодаль Нос Мешком повернулся, стараясь поймать мой взгляд. Он напялил смешную соломенную шляпу, наивно полагая, что сможет спрятаться от тех из шайки Вигфуса, кто знает его в лицо. Как он надеется избежать этого, с горечью подумал я, если у него лицо в сыпи, как задница младенца, а свисающий нос может освещать дорогу в темноте. Даже те, кто никогда не видел его раньше, обращают на него внимание.
Толпа немного поредела, когда мы прошли дальше, сливаясь с беспорядочным уличным потоком, и вновь вышли туда, где дорога, изрезанная колеями, круто сворачивала в район красильщиков. Потом я увидел, что Нос Мешком снял свою шляпу, почесал мокрые от пота растрепанные волосы и снова надел. Это был знак, но я не мог вспомнить, что он значит, ― как вдруг увидел двух человек.
Они стояли в дверях сыромятни, не обращая внимания на зловоние. Рядом с ними был тот, за кем мы пришли, высокий костлявый человек с белыми волосами, самым свирепым обветренным лицом и самыми мускулистыми руками, какие я когда-либо видел. Стейнтор знал его как Белого Гуннбьорна, он был норвежцем со славой отменного бойца.
Шедшие позади меня четыре члена Братства так старались не привлекать внимания, что я усомнился, что мы сможем подойти поближе. Я сунул руку за спину, под рубаху, чтобы отцепить сакс, ощутил влажность пота и пожалел, что не идет дождь ― тогда была бы причина надеть плащ и спрятать под ним меч.
Нос Мешком кивнул мне, потом двинулся вперед неторопливым шагом. Он остановился, повернулся и чрезвычайно заинтересованно уставился на истекающую кровью свиную голову в туче мух, которую мясник тащил через толпу.
Еще один человек подошел к Белому Гуннбьорну, невысокий, но такой тощий, что даже казался выше ростом. У него было резкое лицо, обрамленное свисающими прядями волос, длинная, расчесанная надвое борода с вплетенными в концы пурпурными лентами, и того же цвета ножные обвязки. Это да еще свободная красная шелковая рубаха, толстые васильковые штаны и наборный серебряный пояс позволили мне сразу догадаться, кто он таков, хотя я и видел его впервые.
Вигфус по прозвищу Щеголь.
