И пока Абрахам с удивлением смотрел на своего товарища (вот ведь сколько всего вызнал), Добрыня принял решение.
— Отлично, займись этим, — приказал он. Затем повернулся к нам с Сигурдом и, понизив голос, сказал: — Кем бы ни были эти люди, напавшие на Ламбиссона, они не могли уйти далеко. А значит, надо держаться настороже.
Что тут гадать? Ясно же, что люди Ламбиссона приняли смерть от рук таинственных мужененавистниц. Впрочем, подумав хорошенько, я решил не озвучивать своих опасений. Честно говоря, эти самые «убийцы мужчин» меня не слишком пугали. Достаточно взглянуть на их павших лошадок, дабы понять: степные девы-воительницы находятся в столь же плачевном положении, что и мы сами. Кроме того, имелось еще одно соображение, которое подстегивало меня и заставляло забыть обо всех опасностях. Мои пропавшие побратимы — Коротышка Элдгрим и Обжора Торстейн — находились так близко, что казалось: протяни руку и дотянешься.
Вот этими мыслями я счел нужным поделиться с остальными членами нашего Обетного Братства. А заодно добавил, что, скорее всего, страшные мужененавистницы все мертвы. Мне хотелось поднять дух моих людей и добавить тепла скудному костерку, который мы развели посреди заснеженной степи.
— В конце концов, если буран не убил этих амазонок, — заявил я с преувеличенной веселостью, — их прикончит дальнейшая дорога. Судя по всему, корма у них почти не осталось, лошади дохнут на ходу. Теперь они почти наверняка вынуждены передвигаться на своих двоих… если вообще живы.
— Как раз то, что надо! — просиял Гирт Стейнбродир, не обращая внимания на возмущенные взгляды Торгунны и Тордис. — Женщина, которая передвигается на своих двоих, — это хороший знак для мужчины.
Финн одобрительно рассмеялся, а я успел подумать: ох, не стоит искушать мстительных Норн. Так оно и вышло. На следующий день мы столкнулись со всеми своими врагами сразу.
12
Где-то ближе к обеду мы неожиданно вышли к балке. Этим словом местные жители называют пересохшие русла рек, нередко встречающиеся в степи. Место само по себе опасное, поскольку отлично подходит для устройства засады. Нам бы остановиться и оглядеться, однако все наше внимание было поглощено дымом на горизонте. А что вы хотите от измученных путников, который уж день бредущих по заснеженной пустыне?.. Темная струйка дыма, бодро тянувшаяся в блекло-голубое небо, означала, что где-то там располагается человеческое жилье. Это был подарок судьбы, на который мы уже не смели и надеяться. Ведь человеческое жилье предполагало относительную безопасность, тепло и возможность наконец-то проглотить еду, которую не надо предварительно полдня отогревать под мышкой.
Абрахам плелся пешком позади, поскольку поутру он обнаружил свою лошадь мертвой и замерзшей до такой степени, что использовать ее не представлялось возможности. Он страшно разозлился и на все лады проклинал несчастное животное. Оно и понятно: сдохни лошадь днем, у всех на глазах, ее бы незамедлительно пустили на еду.
Так оно обычно и происходило: стоило какой-нибудь измученной лошадке пасть, задрав четыре конечности кверху, как к ней со всех сторон бросались не менее измученные путники. Иногда они даже не дожидались, когда бедное животное окончательно испустит дух, и сразу же начинали кромсать его ножами и кинжалами. Оголодавшие люди вырезали куски теплого мяса, пили горячую кровь и торопились поскорее содрать шкуру, покуда та не успела замерзнуть. Незадачливый всадник, лишившийся лошади, — даже если это был вооруженный дружинник — спешил поскорее убраться в сторонку. Ибо когда куча голодных людей (особенно столь решительных, как Торгунна и Тордис) начинает орудовать ножами, лучше им под руку на попадаться — не ровен час в спешке и тебя самого нашинкуют на мелкие кусочки.
В то утро Морута с нами не было: по приказу Добрыни он отправился выслеживать мужененавистниц. Таким образом, мы остались с одним-единственным следопытом, да и тот брел, спотыкаясь, в хвосте обоза. Наверное, поэтому нападение степных воительниц и захватило нас врасплох. Впрочем, даже если бы Абрахам успел заранее предупредить товарищей, и тогда вряд ли бы это что-то изменило. Мы слишком устали и замерзли, чтобы предпринимать какие-то разумные действия. Единственное, о чем мы могли думать — это как бы поскорее добрести до той заветной точки на горизонте, где курился сизый дымок.
Сначала мы услышали дикий крик и улюлюканье. Затем сверху, с гребня балки, на нас, словно стая обезумевших птиц, налетели всадники. Посыпались стрелы. Одна из них угодила Скирле в спину, и та с визгом упала на землю. Дружинники Сигурда совсем растерялись. Они бестолково топтались на месте: кто пытался усмирить перепуганных лошадей, кто возился с зачехленным оружием. Абрахам оказался умнее всех. Вместо того чтобы метаться без толку и подставляться под стрелы, он сразу присел на корточки и укрылся за поднятым щитом. Конный отряд вихрем промчался мимо него и обрушился на наш растянувшийся караван.
Ятра Одина! Это были они — те, кого мы больше всего боялись. И сам факт, что мы подверглись нападению ужасных мужененавистниц, ошеломил людей не меньше, чем неожиданность.
Со странными, напоминающими волчий вой криками всадницы бесстрашно врезались в толпу, на ходу подгоняя своих маленьких костлявых лошадок. Я бессознательно схватился за рукоять меча, отчаянно жалея, что со мной нет щита. Увы, я тоже поддался отупляющей скуке изнурительного перехода, и щит мой давно покоился на дне одной из телег. Вот теперь настало время расплачиваться за свою беспечность. Давно ведь известно: мужчина без меча все равно остается воином, но, лишившись щита, он превращается в живую мишень для стрел.
На моих глазах один из дружинников соскользнул с крупа лошади, которая билась в панике и пыталась встать на дыбы (глупое животное — у нее едва ли хватило бы сил убежать далеко), и тут же стал жертвой стрелка. Оперенная стрела угодила ему точнехонько в переносье и вышла из затылка. Пославшая стрелу валькирия резко осадила коня и снова понеслась — прямо на меня. Я же стоял и, как зачарованный, смотрел на надвигавшуюся фигуру. В память врезались разметавшиеся косы, странно удлиненное лицо с синими татуировками на щеках, а посередине — хищно оскаленные губы. Краем глаза я заметил, что рука ее нащупывает новую стрелу в колчане.
Вот уж кто не промахнется! Я был уверен, что эта амазонка способна с четырехсот шагов попасть в комариный глаз, Да еще на полном скаку. А следовательно, вполне мог считать себя покойником.
Меня спас Гирт. В тот миг он пробегал мимо — его плащ и вадмалевая обвязка трепетали на ветру, подобно оперению огромной диковинной птицы — и мигом оценил положение. Нагнувшись на бегу, он подхватил с земли большой щит одного из погибших дружинников и подставил под летевшую стрелу. Ту самую, что метила мне прямо в грудь. Звук раздался такой, будто где-то поблизости грянул гром.
Дальнейшие действия Гирта удивили даже меня: побратим испустил утробный рев и прыгнул на лошадь. При этом он нанес сокрушительный удар своим тяжелым щитом. Железный кованый умбон угодил ей в левое плечо — бедное животное аж развернуло, — а кромка щита прошлась по оскаленным зубам лошади. Та дико заржала и попятилась, подымаясь на дыбы. Всадница мгновенно скатилась наземь. Несмотря на отчаянное положение, я невольно залюбовался ее движениями — настолько быстро и ловко она это проделала. Оказавшись на ногах, женщина оскалилась и зашипела, словно разъяренная кошка. Затем резко развернулась в сторону Гирта — дикая, отчаянная и очень опасная. Бедняга Гирт оказался не в лучшей позиции: отдача от удара опрокинула его на землю, и сейчас он барахтался, пытаясь спастись от беспорядочно молотящих копыт лошади.
