— Во-первых, никаких намеков, во-вторых, никаких доказательств, а всего лишь — уроки жизненного опыта. К тому же вы угрожаете сорвать главное условие нашего договора. Отныне пансионат готовит не покаянных самаритянок, не «марий магдалин», а женщин, которым придется жить в подлом мире высшего света. Когда вы, наконец, поймете это, маркиза? — герцогиня по-мужски поиграла желваками, прошлась по Эжен испепеляющим взглядом и добавила: — Не заставляйте еще раз напоминать о нашем главном условии, маркиза Дельпомас. А то ведь может случиться, что ваше имение пойдет с молотка. Или отойдет по наследству к даме, которая вполне законно будет претендовать на него. Вы знаете, кого я имею в виду?
Маркиза, естественно, знала. Д'Анжу имела в виду… Сесилию! Вспомнив об этом, Эжен ахнула: так вот почему герцогиня забирает девушку с собой! Вот почему она будет держать ее при себе, словно кинжал в потайных ножнах. Держать до тех пор, пока не убедится, что маркиза Дельпомас стала послушной, как овечка. Да, судьба соблаговолила выстроить замысловатый сюжет таким образом, что в случае, если…
«Вот именно, в случае!..» — вновь ахнула про себя Эжен, поняв, на что намекает эта мегера д'Анжу. Ведь ясно, что «в случае чего…» наследницей имения может стать именно Сесилия де Роан, ее родственница.
— Вы уже объяснили Сесилии, что она имеет право претендовать на мое имение? — с тревогой в голосе спросила она.
Герцогиня поднялась и, пройдясь по комнате, остановилась у Библии. Ей нетрудно было выяснить, что и сегодня священная книга раскрыта на той же странице, на которой она была раскрыта все дни ее посещений будуара Эжен.
— С каким замыслом я должна была объяснять ей это? Чтобы Сесилия почувствовала себя будущей хозяйкой «Лесной обители»? Чтобы посвятила свою жизнь схватке с вами за право наследования? За кого вы меня принимаете, маркиза? Мне, как и вам, — подчеркнула она, — выгодно держать ее в рубашке бедной «наследницы без наследства». Которая только и может претендовать на некое убогое поместьице в своей Шампани. То, последнее, которое, по странной случайности, ее беспутный родитель не успел прокутить, но которое основательно подзапустил. Правда, назначенный вами управитель взялся за дело довольно резво. Очевидно, потому, что все доходы идут вам?
— Пансионату, — смиренно уточнила Эжен. — Хотя какие там доходы?
— Видите, как быстро мы поняли друг друга. Скажите, а бедная Сесилия что, даже не догадывается, что она приходится вам родственницей?
— Почему же, она знает. Что дальней…
— Ну вот, кажется, мы уже все выяснили, а, маркиза? — герцогиня поднялась и направилась к выходу.
— Но вы так и не объяснили, какой же метод воспитания пансионесс подсказала вам Сесилия де Роан; к какому типу вы относите ее. Теперь мне это особенно интересно.
Герцогиня остановилась и, прежде чем оглянуться, озарила свое поблеклое, с печатью бессонницы и излишних страстей, лицо победной улыбкой. Она все рассчитала очень точно.
— Вы правы: остался случай с Сесилией. Но я не стану ничего объяснять. Вернее, как бы я ни старалась объяснить вам, это не даст нужного эффекта. Лучше будет, если вы поймете секрет выбора Сесилии без меня. Но для этого нужно выполнить одно несложное условие.
— Так в чем задержка?
— Оно может показаться вам… ну, как бы это выразить?… Не совсем обычным. Но вы должны выполнить его. — Несмотря на печать крайней усталости, лицо герцогини стало надменным. Условие, которое она собиралась выдвинуть, маркиза должна воспринять как приказ. — В эти минуты Сесилия томится у меня в комнате. Я пришлю ее к вам, Эжен. Примите ее в спальне. Поговорите. Если она не выскажет желания уйти к себе в пансионат, оставьте при себе, все там же, в спальне.
— Простите, вы сказали: «В спальне»?
— По ночам она предельно откровенна.
— Мне следует ждать откровений?
— Вы все еще пытаетесь выведать у меня то, что обязаны познать сами. А вся ценность опыта с Сесилией — в ее откровениях.
— Но у меня только одна кровать.
— Она и не согласится спать на отдельной кровати.
— То есть?
— Неужели я должна объяснять вам, что это очень нежное создание, привыкшее к ласке. К женской, ну, можно сказать, к материнской, если вам так удобнее, ласке. Неужели я вообще должна еще что-либо объяснять? Наберитесь терпения, проведите одну ночь вместе с ней, поговорите и вспомните мое слово: эта ночь подарит вам много интересного. Так я пришлю Сесилию, а, донья Эжен?!
Взгляды их снова скрестились, но лишь на какое-то мгновение. Маркиза уже готова была согласиться с условием герцогини, однако та не стала дожидаться ее согласия, резко открыла дверь и ушла.
Маркиза подалась в коридор вслед за ней. Проследила, как д'Анжу спускается вниз. Все ожидала, что герцогиня скажет еще что-то, предваряющее разгадку Сесилии де Роан…
51
— Князь, впереди снова кайсаки!
Кремнистая дорога прорезала зеленый склон горы, словно старый пепельный шрам, и исчезала на седловине перевала, будто спускалась вместе с путниками в кратер вулкана.
Обоз, охраняемый спереди отрядом Гяура, а сзади — воинами Сирко и поляками, медленно подползал к середине этого шрама, растянувшись на две версты, и казался совершенно беспомощным перед лавиной кайсаков, татар или кем бы они там ни были, которая может обрушиться на него из-за перевала этого невысокого подольского хребта.
Пятеро всадников в татарских жупанах стояли по обе стороны дороги и терпеливо ждали, когда измученные кони первой повозки достигнут наиболее крутой части подъема. Потом откуда-то из «кратера» появились еще пятеро всадников. Эти были обмундированы и вооружены так, как польские драгуны. Они спустились по склону чуть ниже первого заслона и свернули на небольшую площадку слева от дороги.
— Хозар, бери десять воинов! — указал князь мечом на всадников, въехавших на площадку.
— О-дар!
— Улич, разверни полусотню и двигайся по склону! Остальных я поведу по дороге. Олаф, задержи обоз и прикрывай его до последней сабли!
«Медленно, тяжело идут саксонские битюги, — следил он за десяткой Хозара. — Они вполне пригодны для того, чтобы носить таких тяжеловооруженных воинов, как мы, во время неспешной войны где-нибудь в Пруссии или Фландрии. Но только не здесь, где темп боя определяется быстротой неприхотливых татарских лошадок и предельно облегченным вооружением конницы, при котором даже большинство татарских щитов изготовлено из дерева и кожи».
Гяур оглянулся. До чего же и в самом деле растянулся их обоз!
«Эти пятеро еще немного подождут и начнут уходить вверх, заманивая противника за собой, — пытался предугадать ход стычки. — А там, у самого перевала, по нам ударит отряд, пока что находящийся в засаде».
Однако все происходило не так. Послышался свист стоящего впереди других всадника — и цепочка кайсаков скрылась за перевалом. Снова свист, и те четверо, что стояли за ним, рассыпавшись по склону, тоже начали отходить.
