Лейтенант азабов грустно улыбнулся.
— Ничего, — приободрила его Стефания Бартлинская, — если вы сумели взять штурмом Багдад и Басру, сумеете взять и Вену. Не говоря уже о Праге.
— Мне нужно два дня на раздумья.
— Вполне хватит ночи. Тем более что она у вас будет свободной. Утром вы дадите согласие, господин генерал, — решительно потребовала Стефания.
— Согласен. Утром, моя королева, — не устоял Осман-паша, герой Месопотамии.
Он схитрил. Договорился с капитаном, что ни в Стамбуле, ни даже в Кафе тот пока что не станет сообщать о причине его отлучки с корабля. И что, очевидно, он еще вернется на борт, поскольку решил всего лишь присмотреться к этой «королеве».
Осман-паша был еще довольно молод, всего тридцать пять. Походы приучили его к странствию, а незаслуженные унижения, которым он подвергался в Стамбуле, как и постоянный страх перед тем, что кто-то там, в правительстве Порты, вновь вспомнит об опальном генерале и в чем-то заподозрит его, заставляли Османа-пашу искать какой-то выход из положения, в котором он оказался.
Вот почему появление на горизонте Королевы Отверженных пригрезилось ему тем факелом, на свет которого стоило пойти. Предварительно подстраховавшись, естественно.
— Вот видите, генерал, я не сомневалась, что вы согласитесь, — ослепительно улыбнулась ему утром Стефания, увидев его стоящим на корме. Вдали, и чуть правее по курсу, показались паруса какого-то корабля, и командир азабов наблюдал за ними в подзорную трубу, пытаясь выяснить, под чьим флагом ходит этот скиталец.
— Рад услышать, моя королева, что уже согласен.
— А вы ожидали, что я стану спрашивать, согласны ли? — Стефания не обиделась. Уже хотя бы потому, что не умела обижаться. Она всегда видела окружающий мир таким, каким тому никогда не суждено было становиться. В этом заключалась вся загадочность Королевы Отверженных, весь смысл ее появления на свет, смысл ее не понятных для многих фантазий.
— Султан настолько уважает меня, что, когда поблагодарю его в письме за то, что предоставил в мое распоряжение генерала Осман-пашу, он твердо решит, что предоставил в мое распоряжение именно этого генерала.
«Не будь она такой прекрасной, ее, конечно же, немедленно признали бы сумасшедшей, — решил Осман-паша. — Но кто из смертных, в том числе и султан Высокой Порты, дойдет до такого сумасшествия, чтобы считать сумасшедшей такую красавицу? Глядя на эту женщину, всегда проще признать безумцем самого себя. Что и делают все те, кто подпадает под чары Королевы Отверженных».
— Я предпочел бы, моя королева, чтобы при дворе султана как можно позже узнали обо мне и о том, где я нахожусь.
— Так будет спокойнее для двора султана, — охотно признала Стефания. — Можно было бы захватить этот корабль, — она указала на судно, следовавшее навстречу, — если бы не торопились в Бахчисарай.
— Это галеон. У него на борту как минимум сорок пушек. Он разнесет наш торговый кораблик с первого залпа.
— Ничего, пушки нам тоже пригодились бы. И почему вы решили, что мы начали бы с пальбы? Просто я предложила бы капитану галеона стать адмиралом моего флота. Думаете, он не согласился бы?
Осман-паша взглянул на Стефанию. Он вдруг открыл для себя, что, действительно, никто не способен признать эту женщину сумасшедшей. Но вовсе не потому, что побаивается осквернить ее красоту, а потому, что, подпадая под ее чары, очень быстро становится таким же умиленно-сумасшедшим, как и она. Вот, оказывается, как следует раскрывать тайну успеха великой княгини Моравии, Королевы Отверженных!
— Думаю, что согласился бы, — ответил Осман-паша. — Слишком уж безумным показалось бы ему ваше предложение.
— Жаль, я не уверена в том, что этот капитан действительно способен возглавить мой дунайский флот. Ведь до сих пор никто так и не произвел его в чин адмирала.
— Но ведь уже решено, что это сделаете вы.
— Если бы когда-то он уже был адмиралом.
— К тому же вас, моя княгиня, очень ждут в Бахчисарае.
— Нас ждут, генерал, — уточнила княгиня, — нас обоих.
36
Помаявшись во дворце почти около часа, принц де Конде буквально ворвался в кабинет королевы. Он был в гневе. Только то, что королева все-таки женщина, еще могло как-то спасти ее от переполнявшей главнокомандующего люти. В конце концов, он не какой-то там генералишко. Он — маршал, из рода Бурбонов! Престолонаследник. И пока он сражается на окраинах Франции за судьбу своей отчизны…
— Так вы утверждаете, вице-адмирал, что если наша эскадра подойдет к берегам Западной Африки, то мы еще в состоянии будем потеснить англичан и испанцев?
Анна Австрийская демонстративно не обращала внимания на появление принца. Стоя у развернутой на столе карты, только что принесенной ее секретарем, она старательно водила по ней пальцем, как бы очерчивая ту часть побережья, которую предполагала ввергнуть во власть французской короны.
— Ну, я не сказал бы, Ваше Величество, что одной эскадры достаточно… — растерянно пробормотал Крунстадт, поскольку до появления в кабинете принца де Конде речь шла не о захвате новых территорий в Африке, а об усилении французских позиций в Вест-Индии.
— Ваша эскадра, — перебила его королева, — была бы всего лишь передовым отрядом, вслед за которым в этих водах появится большой французский флот.
У Людовика де Конде челюсть отвисла от удивления. Какая, к дьяволу, эскадра?! Какой еще французский флот у берегов Западной Африки?! Спятила, дуреха, что ли?! Тут бы как-нибудь нейтрализовать отряд испанских рейдеров, зверствующих у берегов Франции.
Он прибыл сюда требовать подкрепления и новых партий оружия, особенно английских ружей, намереваясь в зародыше погасить саму идею мира, который королева собиралась подписывать, признавая этим свое поражение от Испании. Вполне очевидно, что добиться решительной победы в сражении с испанцами так и не удалось, но из этого еще не следует, что королева может признавать поражение своей страны!
— Вы правы, Ваше Величество, — одну руку вице-адмиралишко держал за спиной, словно классная дама, а другой вальяжно витал над просторами всех континентов и океанов. Откуда, из какого припортового кабачка она извлекла этого, пока еще не повешенного пирата и по какому праву, за какие заслуги произвела в вице-адмиралы?! Хорошо хоть не в вице-короли всех заморских владений Франции!
Забыв на время о том, что привело его в Париж, растратив весь свой гнев и все более-менее приличествующие случаю слова, главнокомандующий медленно подкрадывался к столу, словно боялся вспугнуть двух притаившихся за ним заговорщиков. При этом он по-гусиному вытягивал шею, стараясь еще издали разглядеть ту часть Африки, что уже была «завоевана» этими не вовремя сорвавшимися с рей флотоводцами.
— О, мессир, — только сейчас «заметила» его королева. — Нам вас так не хватало. Как вы считаете, если бы удалось снарядить эскадру численностью в двадцать кораблей, сколько наших отборных пехотинцев мы могли бы посадить на них?