– Действительно, дорога на Рокроль сильно разбита и почти всегда пустынна, – подтвердила Гортанс. – Что за охота всегда ездить по ней?
– Она самая короткая, к тому же, проезжая мимо замка, у меня есть возможность явиться к его владельцу, господину де ла Сутьеру, одному из значительнейших лиц в округе. По правде говоря, и он никогда не торопится заплатить подати.
«Наречен дворянством,
Государству чванством
Я свой долг плачу».
– Полно, разве де ла Сутьер – причина того, что ты так часто бродишь в тех краях? – спросила Гортанс с плутовским видом. – Или некая хорошенькая молодая девушка?
– Что ты говоришь, сестрица? У тебя слишком смелое воображение. Ты, видимо, забыла, что любовь не может изгладить известных социальных различий:
«Ведь я червяк в сравненьи с ним,
В сравненьи с ним,
С лицом таким».
– Но довольно болтовни, – произнес Бьенасси, вставая, – вы обе ясно и неопровержимо уличены в трусости, в сумасбродных фантазиях и… в избытке любви к брату, который от всего сердца отвечает вам той же монетой. Однако мне уже следовало быть в дороге. Жозеф, оседлана ли лошадь? – закричал он в окно.
– Сейчас будет готова! – послышался на дворе голос Жозефа. – Я только подтяну немного подпругу.
– Подтягивай скорей! Посмотрим, не забыл ли я чего-нибудь. Где кожаные сумки для денег? Где моя учетная книга? Где каучуковый плащ?
– Сумки и плащ уже привязаны к седлу, а вот и учетная книга, – ответила Марион.
– Прекрасно, если кухарку мне и придется отослать, с отличной хозяйкой я не расстанусь ни за что. Прощайте, дети мои. Ведите себя умно в мое отсутствие. Представляю, как вы досыта наговоритесь о тряпках… Сернен, вам я поручаю контору, постарайтесь, чтобы все шло своим чередом, и особенно постарайтесь исправить ошибку в два сантима, если сможете.
С этими словами Теодор вышел во двор в сопровождении обеих сестер. Лошадь была оседлана, Жозеф отворял ворота. Закончив свое дело, он неспеша направился к конюшне, держа в руках разорванную фуражку. Не выдержав, Бьенасси закричал:
– Поворачивайся живее, ты двигаешься, как улитка! Можно подумать, что в твоих жилах вода, а не кровь. К счастью, на столе осталось немного вина, и Марион даст его тебе.
Жозеф, слывший пьяницей, приободрился. Марион, всегда расчетливая, хотела было восстать против подобной расточительности, но брат ее не слушал. В ту минуту, когда он собирался сесть на лошадь, Гортанс сорвала розу с куста, росшего в уголке двора, и с любовью просунула ее в петлицу пиджака. Брат поцеловал ее в обе щеки и сказал тихо:
– Ты, право, заслуживаешь иметь поклонника: ты знаешь, как вести себя… Ну, полно, чего краснеть, рано или поздно это должно случиться, а пока попрактикуйся с братом.
Он поцеловал в обе щеки Марион, а та беспрестанно повторяла просьбу не возвращаться поздно и не ездить проселками. Сборщик податей вскочил на лошадь и выехал со двора, напевая: «…как яблочко, румян…»
Отъехав от дома, Теодор выдернул из петлицы розу, которую подарила ему Гортанс.
– Девочки ничего не подозревают, – пробормотал он. – Гортанс и во сне не приснится, какие страшные сцены навлек бы на меня этот цветок, если бы его увидели некоторые личности. Они не знают, какими невообразимо подозрительными бывают люди.
Он уехал в самом веселом расположении духа. Но не так ему суждено было вернуться…
II
Дорога к замку
Оставив за собой последние домики городка Б***, Бьенасси направился в сторону Салиньяка. Ему предстояло проехать полтора лье по прекрасной ровной дороге, которая шла через гористую и живописную местность. Крестьяне и мелкие землевладельцы также ехали на ярмарку – одни верхом, другие в старых кабриолетах, а некоторые в разбитых телегах, запряженных волами.
Не было недостатка в смешных эпизодах и уморительных личностях, которые невольно развлекали и без того веселого сборщика податей. Гро-Жан, отважно схватив за хвост поросенка, со всей мочи тащил его вдоль дороги, невзирая на отчаянное хрюканье того. Жаклина верхом на осле щедро демонстрировала взорам насмешливых прохожих свои ноги, украшенные голубыми чулками из хлопка и красными подвязками. Лакалльетский фермер в надежде побыстрее добраться до Салиньяка привязал теленка поперек лошади, а сам сел спереди. Бьенасси забавлялся всеми этими зрелищами и пользовался любым случаем, чтобы мимоходом отпустить шуточку, порой довольно колкую. Никто, однако, не решался ответить ему тем же. Ссориться со сборщиком податей всегда не к добру.
Бьенасси доехал до места, где дорога делилась на две ветви: одна из них – на широкий и отлично укатанный путь, который вел прямо на ярмарку, вторая терялась между высоких крутых скал, направляясь параллельно маленькой речке. Она была узкой и неудобной, однако именно на ней остановился выбор путешественника. Бьенасси не колебался ни минуты, и даже лошадь, казалось, привыкла брать это направление, потому что сама собой свернула в проселок и побежала бодрой рысцой.
Впрочем, выбранная дорога в глазах людей, склонных к романтике, имела несомненное преимущество. Мы уже сказали, что она шла между скалами. Речка, по берегу которой проходила дорога, заслуживала особого внимания путешественника. Местами она была прозрачна и спокойно текла между бархатистых зеленых берегов по мягкому мелкому песку, местами вдруг покрывалась белой пеной и образовывала пороги на каменистом русле.
К слову, Бьенасси привлекала не только красота местности. Сборщик податей и здесь встречал людей, которые не спешили вносить деньги. Однако избежать встречи на узкой дороге было не так-то просто. Извинялись всегда крайне униженно, говоря, что собирались прежде продать урожай к празднику Святого Мартина, и просили добрейшего месье Бьенасси потерпеть еще немного. Теодор старался казаться сердитым, но всегда заканчивал тем, что сначала грозился отобрать все имущество, а затем, смягчившись, отпускал неисправному плательщику шуточку и продолжал путь, напевая одну из своих глупых песенок. Между тем хитрый крестьянин, не поняв шутки, считал, что ловко обманул сборщика податей, и, счастливый, отправлялся в путь.
Итак, сборщик податей достиг места, где горы внезапно сменялись ровной, хотя и невозделанной и бесплодной почвой. Там и сям среди кустарника виднелись камни, и их серые верхушки ясно проступали на фоне вереска красноватого оттенка.
Возле дороги стояла лачуга, бесспорно, самая бедная во всей местности. Крыша была до того низкой, что до нее легко можно было достать рукой. Пристройка из ветвей дрока, покрытых соломой, очевидно, служила приютом домашней скотине, быть может, старому ослу, который стоял на привязи у двери.
Худая молва шла об этой уединенной постройке, получившей название «Зеленый дом». Прозвище возникло из-за травы, которую для тепла засовывали между ветвями. Принадлежала лачуга освобожденному каторжнику, который жил в ней один и преступление которого в свое время вызвало много шуму во всем департаменте. Франсуа Шеру, так звали хозяина, был сыном бедного землепашца. С детства он испытывал отвращение к сельским работам, с молодых лет ушел от родителей и долго бродяжничал.
