Полковник ответил утвердительно.
Вопрос и ответ, так же как и предыдущее выступление, дошли до слуха всех невидимых участников заседания.
Затем номер семь спросил, каким сроком примерно располагают франсевилльцы для организации обороны.
Полковник, разумеется, не мог ответить точно на этот вопрос, но сказал, что надо постараться сделать все возможное в течение двух недель.
Номер два:
— Следует ли ждать нападения, не лучше ли постараться предотвратить его?
— Разумеется, мы примем все меры, чтобы предотвратить нападение, — ответил полковник, — и, если нам будут угрожать высадкой с моря, надо пустить в ход торпеды и потопить корабли герра Шульце.
Вслед за этим доктор Саразен предложил созвать учёный совет химиков, инженеров и артиллеристов для обсуждения плана защиты города, разработанного полковником Гендоном.
После доктора Саразена выступил номер один:
— Какая сумма денег потребуется для того, чтобы немедленно начать работы по обороне города?
Полковник Гендон ответил, что для этого понадобится от пятнадцати до двадцати миллионов долларов.
Номер четыре внёс предложение немедленно созвать общее собрание граждан Франсевилля.
Председатель, доктор Саразен, поставил вопрос на голосование. Предложение было принято единодушно.
На этом заседание совета закончилось. Часы показывали восемь. Заседание продолжалось всего восемнадцать минут и никому не доставило никаких хлопот.
Общее собрание граждан было созвано столь же простым и быстрым способом. Доктор Саразен сообщил по телефону резолюцию совета в городскую ратушу, и тотчас же на двухстах восьмидесяти колоннах, которые стояли на всех перекрёстках города, зазвонили электрические колокола, а стрелки светящихся циферблатов, установленных на этих колоннах, остановились на половине девятого — часе, назначенном для собрания франсевилльцев.
Услышав звон, длившийся четверть часа, жители города Франсевилля поспешно выходили на улицу, прохожие поднимали глаза на ближайший циферблат, и каждый, сознавая, что его призывает гражданский долг, отправлялся в ратушу.
К назначенному часу, всего за каких-нибудь десять — пятнадцать минут, все франсевилльцы были в сборе. Доктор Саразен и другие члены совета восседали на трибуне. Полковник Гендон, который должен был выступить с сообщением, стоял на ступенях трибуны, дожидаясь, когда ему дадут слово.
Большинство граждан уже знало, чем вызвано сегодняшнее собрание, так как заседание совета записывалось фонографом в ратуше и тотчас же было передано в газеты, а те моментально отпечатали экстренный выпуск, который в виде афиш расклеили по всему городу.
Зал собраний в ратуше представлял собой просторное помещение со стеклянной крышей и прекрасной вентиляцией. Длинная вереница газовых рожков, укреплённых под высоким сводом, освещала его ровным ярким светом.
На лицах франсевилльцев не было ни следа уныния. Толпа стояла спокойная, сдержанная; в ней чувствовались сознание собственного достоинства и невозмутимая уверенность в своих силах.
Ровно в половине девятого председатель позвонил в колокольчик, и в зале воцарилась мёртвая тишина.
Полковник Гендон поднялся на трибуну.
Простым, энергичным языком, без всяких ораторских ухищрений и прикрас, но внятно и ясно, как говорят люди, которые знают, что они хотят сказать, полковник Гендон рассказал собравшимся о том, как герр Шульце, всегда питавший ненависть к Франции, к доктору Саразену, поклялся погубить его детище и теперь намеревается привести эту клятву в исполнение. В его распоряжении, как сообщал «Нью-Йорк геральд», имеются чудовищные средства, с помощью которых он собирается стереть с лица земли Франсевилль со всеми его жителями.
— И вот теперь гражданам Франсевилля предоставляется решить, что они будут делать. Конечно, люди трусливые и лишённые чувства патриотизма предпочли бы уступить врагу и позволили бы ему завладеть их новым отечеством. Но можно быть уверенным, что среди наших граждан не найдётся ни одного труса. Люди, которые сумели постигнуть великий идеал, вдохновлявший основателей прекрасного города Франсевилля, люди, которые свято соблюдали его законы, — это люди с мужественным сердцем и ясным умом. Ревностные поборники прогресса, они сделают все, чтобы спасти свой несравненный город, славный памятник благородной человеческой мысли, устремлённой к великой цели — облегчить существование людям. Долг каждого из нас, — заключил полковник, — отдать жизнь во имя этого великого дела.
Гром рукоплесканий покрыл последние слова оратора. Вслед за ним выступило ещё несколько человек, которые поддержали предложение полковника.
Затем доктор Саразен предложил собранию тут же учредить совет обороны, снабдив его всеми полномочиями для проведения необходимых мер по защите города и строгому соблюдению тайны военных приготовлений, необходимой в таком деле.
После того как это предложение было принято, один из членов гражданского совета высказался за то, чтобы поставить на голосование вопрос о предоставлении кредита на первые нужды по обороне города в размере пяти миллионов долларов.
Это предложение также было принято единодушно, и в десять часов двадцать пять минут, после того как состав членов совета обороны был утверждён, собрание было распущено. Франсевилльцы уже собирались расходиться, как вдруг на трибуне неизвестно откуда появился какой-то незнакомец. Вид его был до того необычен, что все остановились.
Рваная, покрытая илом одежда прилипала к телу. Лицо в кровоподтёках и ссадинах носило следы страшного душевного напряжения. Однако держался он решительно и спокойно.
Кто он был? Откуда явился? Никому, даже доктору Саразену, не пришло в голову его спросить.
Подойдя к самому краю трибуны, он властным жестом призвал толпу к молчанию.
— Я только что вырвался из Штальштадта, — сказал он. — Герр Шульце приговорил меня к смерти, но волей провидения мне удалось бежать и явиться вовремя, чтобы попытаться спасти вас… Я не совсем чужой здесь… Надеюсь, мой досточтимый учитель, доктор Саразен, не откажется подтвердить, — хоть я и являюсь перед вами в таком виде, что даже он не узнает меня, — что Марсель Брукман заслуживает некоторого доверия.
— Марсель! — воскликнули в один голос доктор Саразен и Октав и уже хотели было броситься к нему, но он жестом остановил их.
Да, это был Марсель, спасшийся чудом. В ту минуту, когда он, уже совсем отчаявшись, схватился за решётку и она подалась, силы оставили его, и он лишился сознания. Течение вынесло его за пределы Штальштадта и выбросило на берег. Сколько часов пролежал он без чувств на пустынном берегу, во мраке ночи, он не мог сказать. Когда он очнулся, было уже светло.
Едва только сознание вернулось к нему, он вспомнил… Боже! Неужели он вырвался из этого проклятого места? Он свободен! Так скорей же на помощь к друзьям, скорее предупредить доктора Саразена! Невероятным усилием он заставил себя подняться.
