И благодарный «Карский» опубликовал в Хэбэе в 1991 г. свои воспоминания с характерным заглавием «Рядом с историческим исполином», а затем и ещё несколько мемуарных книг. А в 1998-м умер, прожив 93 года
[396]. Снились ли ему на склоне лет загубленные в Сибири как соотечественники, так и люди других национальностей? Судя по тому, чем он занимался в Китае, вряд ли.
Тёмный омут разведки
Среди бойцов невидимого фронта было много очень интересных личностей, занимавших важные должности, участвовавших в доселе секретных операциях. О большинстве этих людей до сих пор практически ничего неизвестно. Ниже предлагаются три очерка о советских разведчиках, только-только намечающих канву их запутанных биографий.
Резидент, который спятил
Это очень тёмная история шестидесятилетней давности. И личность, которая в ней участвовала, тоже тёмная. Немногочисленные документы о предательстве сотрудника советской резидентуры НКГБ в США Миронова, опубликованные и обнаруженные в архивах, содержат больше вопросов, чем ответов.
Итак, что нам известно о главном герое этой совершенно детективной истории? Пока сведения о Миронове далеки от полноты. Родился Василий Дмитриевич Миронов (настоящая его фамилия — Марков) в 1907 г., русский, имел высшее образование, в компартии состоял с 1928 г. С 1941-го по 1944 г. работал вторым секретарем посольства СССР в США, а в НКГБ, по месту основной службы, являлся старшим уполномоченным. Согласно справке 1-го Управления (внешней разведки) НКГБ СССР, используя служебное положение, «сфабриковал ложное провокационное дело по обвинению двух работников органов НКГБ СССР, работавших в США, в измене родине». Кроме того, занимался разглашением известных ему государственных тайн среди лиц, не внушавших доверия. В 1944-м был отозван в Советский Союз и осуждён 5 августа 1944 г. Особым совещанием при НКВД СССР на пять лет лагерей. Вину, как сообщили Комиссии партийного контроля работники госбезопасности, признал. Исходя из этих данных, КПК при ЦК ВКП(б) 28 сентября 1944 г. исключила Миронова из партии как осуждённого
[397].
Василий Дмитриевич работал в Иностранном отделе ГУГБ НКВД ещё до войны. Пока известно только об одной операции с его участием, но зато какой! Осенью 1939 г. его командировали в Старобельский лагерь польских военнопленных вести специальную работу среди обречённых на скорый расстрел поляков. В лагере содержалось 3.895 человек. Миронов выполнял там такие же специфические функции, что и майор госбезопасности В. М. Зарубин в Козельском лагере (куда тот был отправлен 31 октября 1939 г. с чрезвычайными полномочиями во главе спецгруппы), выявляя лиц, полезных для советской разведки, и отвечая за вербовку соответствующей агентуры.
По спискам, которые подготовили Миронов с Зарубиным, несколько десятков поляков были отделены от остальной массы военнопленных и переправлены в Юхновский, а затем Грязовецкий лагеря, где сосредотачивались лица, необходимые для Иностранного и Контрразведывательного отделов НКВД, а также те, кто разыскивался германским посольством. Ещё 91 военнопленному сохранили жизнь по указанию самого заместителя Берии Всеволода Меркулова: это были те, кто представлял интерес в качестве источника информации, заявлял о своих коммунистических убеждениях, оказывал услуги администрации лагеря. В разряд «прочих» зачислили 167 человек — тех, кто не были офицерами, а также несколько десятков осведомителей, которые поставляли особым отделениям лагерей компромат на солагерников. Всего уцелело 395 военнопленных — три процента от общего количества.
Отдельно Миронов и Зарубин отобрали 47 человек, которые представляли для разведки интерес как источники ценной информации, могли быть использованы для оперативной работы за рубежом или выражали желание в случае начала войны с Германией сражаться на стороне СССР. В. С. Меркулов поручил нашим героям составить справки и характеристики на отобранных «доверенных лиц», а также следить, чтобы агентов случайно не отправили на расстрел вместе с основной массой обречённых.
А когда пришло время решать польский вопрос по-сталински радикально, Василий Миронов по мере сил участвовал в расстрелах польских военнопленных, которых столь пристально изучал и тем самым по возможности спасал от пули. Чистые руки разведчикам сохранить не удалось. Волевым решением работников внешней разведки обязали принять участие в казнях — Берия, сомневавшийся в лояльности оперативников ИНО, распорядился окрестить их кровью.
Распоряжение Политбюро ЦК от 5 марта 1940 г. о массовом уничтожении военнопленных было выполнено за несколько недель в течение мая-июня. Специальная тройка в составе В. Н. Меркулова, начальника экономического управления Б. З. Кобулова (также особо доверенного бериевца) и начальника учётно-архивного отдела НКВД СССР Л. Ф. Баштакова оформила осуждение всех поляков за «антисоветскую деятельность» к высшей мере наказания. Всего в Катынском лесу под Смоленском было расстреляно 4.421 чел., в Старобельском лагере близ Харькова — 3.820 чел. и Осташковском лагере в Калининской области — 6.311 чел. Ещё 7.305 поляков казнили в порядке «разгрузки тюрем» западных областей Украины и Белоруссии.
Всего от рук НКВД погибло 21.857 польских граждан (преимущественно поляков, евреев и немцев). На расстрел отправили 11 генералов, одного контр-адмирала, 77 полковников, 197 подполковников, 541 майора, 1.441 капитана, 6.061 поручика, подпоручика, ротмистра и хорунжего
[398]. Большой процент их составляли представители интеллигенции, призванные в польскую армию из запаса. Такое массовое убийство означало гибель примерно каждого 250-го взрослого поляка. Символично, что одновременно с советскими казнями была проведена известная нацистская «Акция А — Б» по уничтожению польской интеллектуальной и государственной элиты.
Разведчики, превращённые в карателей, были затем возвращены к основной работе. В 1941 г. Миронова отправили в Соединённые Штаты, где он три года проработал рука об руку с Зарубиным. Но отношения между ними явно не складывались.
Ночью 7 августа 1943 г. в Вашингтоне Василий Миронов бросил в почтовый ящик письмо, адресованное американской контрразведывательной службе — Федеральному бюро расследований. Послание попало по адресу и было прочитано со всем вниманием, хотя психическая сомнительность автора в нём так и сквозила. Корявый стиль, грубые грамматические ошибки («стратигический, «Голивуд», «Филаделфия») выдавали невысокую грамотность представителя элиты НКВД — политической разведки, который не то что на английском, на родном языке изъяснялся не вполне свободно. Интерес анонимка вызвала несомненный, поскольку в ней вполне определённо расшифровывались советские разведчики, действовавшие под дипломатическим прикрытием.
