Обвинения были как классические (подготовка свержения советской власти к будущей интервенции какой-либо из враждебных держав, вредительство, антисоветская агитация, создание повстанческих ячеек из бывших партизан в деревне и в армии), так и более оригинальные — якобы рабочие желали восстановить военный коммунизм и отдать землю всему крестьянству, хотя большой следственной тайной осталось, каким образом уравнительная политика военного коммунизма сочеталась бы с отменой результатов коллективизации. Жертвами этого дела стали десять рядовых рабочих и служащих: машинисты Н. Ф. Коротков и В. С. Иванов, заведующий конторой вагонного цеха депо станции Новосибирск-1 М. Ф. Каменев, четыре слесаря, табельщик… Машиниста Иванова изобличили ещё и как проповедника-баптиста, призывавшего рабочих требовать изменений в политике партии и к тому же «срывавшего спаренную езду».
Нередко бывало, что в те годы московское руководство, которое визировало обвинительные заключения местных органов ОГПУ, довольно решительно заворачивало их под предлогом отсутствия сколько-нибудь видимых доказательств организационной деятельности тех или иных антисоветских лиц. На этот раз Лубянка покорно проглотила очередной малосъедобный сибирский пряник. Тройка полпредства ОГПУ по Запсибкраю, опираясь на согласие старших товарищей, 17 мая 1933 г. по ст. 58-7-10-11-13 осудила пятерых на 5 лет концлагеря, четверых — на 3 года ссылки в Восточную Сибирь, одного — на 5 лет ссылки в трудпосёлок.
Наиболее активно в этом деле орудовали следователи А. С. Яковлев и А. Д. Кальван; координировал следствие начальник отделения А. Я. Мушинский и руководитель чекистского аппарата Омской железной дороги Ф. М. Горюнов. Расплата, пусть и частичная, настигла почти всех фабрикаторов: Горюнов отсидел в 1939–1943 гг. за нарушения законности, Кальван и Мушинский — по полтора-два года как «шпионы», выйдя реабилитированными на свободу в 1939 г. Что касается Анфима Яковлева, то его в 37-м бдительные коллеги разоблачили как имеющего родственников за границей, и он счёл за благо побыстрее исчезнуть из Новосибирска
[66].
Во второй половине 1933-го были арестованы 10 руководящих работников управления Томской железной дороги — начальник службы пути Н. Н. Иванов, начальник локомотивной части П. А. Абрамов, старший инженер службы пути А. Г. Лепиков и другие. Все 2 апреля 1934 г. от Коллегии ОГПУ получили за «вредительство» от пяти до десяти лет заключения. А чуть ранее (18 и 19 марта) по делам № 66 и № 78 прошли через тройку ОГПУ по ЗСК целых 149 чел., записанных в участники контрреволюционных филиалов, действовавших на станциях Томской дороги.
Весной 1933 г. было сфабриковано «вредительское» дело на 14 работников Запсибкрайдортранса. В Москве его подвергли сомнению, но это не облегчило участи обвиняемых: проигнорировав указание столичного начальства доследовать материалы дела, сибирские чекисты пропустили его через тройку, которая исправно отмерила всем лагерные сроки. Несколько недель спустя активно участвовавший в допросах фигурантов этого дела уполномоченный транспортного отдела полпредства ОГПУ Н. Н. Благовещенский был исключён из ВКП(б) за систематическое пьянство и допрос арестованного в нетрезвом виде; полгода спустя за приверженность спиртному и «связь с чуждым элементом» его попросили и из «органов».
В том же 1933 г. подчинённые Алексеева арестовали 338 чел. (325 рядовых и 13 — руководителей) в учреждениях лесного хозяйства — «вредительскую» группу, по их заключению, возглавлял инженер крайплана Е. И. Покровский. В мае 1933 г. чекисты арестовали «повстанческую группу» из 23 участников в Томске — поводом послужили волнения рабочих завода «Металлист», где несколько месяцев не выплачивали зарплату.
Также в 1933 г. чекисты сфабриковали дело о вредительстве на новосибирской бумажной фабрике — в результате на небольшом предприятии тройкой 11 апреля 1933 г. оказалось осуждено 12 чел. технического персонала, в т. ч. семеро 14 апреля были расстреляны: технический директор Л. И. Мовшович, технорук Н. А. Степанов, консультант И. П. Вележев… Обвинения также включали в себя «обработку рабочих и служащих в контрреволюционном духе», травлю и выживание с фабрики коммунистов. Восемь обвиняемых вину не признали, из 20 свидетелей только пятеро после неоднократных передопросов показали лишь о том, что арестованные высказывали недовольство плохим снабжением и низкой зарплатой.
Следователи так торопились, что оставили не подписанными большинство протоколов допросов, а агента по заготовкам Г. Н. Шалагина допросили только по биографическим данным и осудили по ст. 58–10, хотя он первоначально обвинялся в спекуляции хлебом. Несмотря на такое «следствие», новосибирский облсуд в 1959 г. прекратил дело с уклончивой формулировкой — за недоказанностью.
В 1934 г. органы ОГПУ закончили следствие на «контрреволюционную группу», совершавшую диверсии на льнозаводах. Дело было передано в Москву, где Коллегия ОГПУ 13 марта 1934 г. осудила 27 человек, работавших в системе Запсибльнотрактороцентра, к различным срокам заключения, в том числе 14 человек — на 10 лет лагерей. В 1956-м все они были реабилитированы
[67].
«Ставка на поднятие национальной культуры…»
Все народности Западной Сибири были, с точки зрения полпреда, рассадниками опаснейшего национализма. Стандартным обвинением в адрес национальной интеллигенции было намерение дождаться интервенции Японии, затем поднять восстание и отделиться. По этой схеме создавались крупные «заговоры». В феврале-марте 1933 г. чекисты Минусинского оперсектора и Хакасского облотдела ОГПУ сфабриковали дело «Глубинка» на жителей Хакасии и юга Западно-Сибирского края. Минусинский оперсектор арестовал 158 человек (12 подпольных ячеек), Хакасский облотдел — 129 (7 ячеек).
По мнению чекистов, повстанческая организация намеревалась свергнуть советскую власть, установить буржуазный строй, вернуть частную собственность и свободную торговлю, отменить результаты коллективизации и даже процедуру лишения избирательных прав. Сформированные ячейки боевиков в период до восстания должны были заниматься вредительством и диверсиями в колхозах, совхозах и на предприятиях. Восстание приурочивалось к моменту объявления войны Японией Советскому Союзу, которая ожидалась не позднее текущей весны. Следствие провели быстро, не заботясь о получении прокурорских санкций на арест и предъявлении обвинения. Сфабрикованные заранее протоколы подписывались крестиками либо вместо подписи ставился отпечаток пальца. Протокол допроса обвиняемого Вакулина был заготовлен заранее, но не был подписан ни следователем, ни обвиняемым.
