«Самодур с интеллигентским душком»
Полученные щелчки обязывали Николая Николаевича держать ухо востро и пресекать малейшие кадровые ошибки. А их хватало. В 1933 г. участковый комендант Тарской спецкомендатуры Сиблага ОГПУ Д. Ф. Нестеров — хозяин над тысячами раскулаченных — был разоблачён как скрывший своё происхождение. В приказе Алексеева от 11 декабря 1933 г. Нестеров фигурировал в качестве кулака, подлежащего немедленной «экспроприации».
Мстислав Ерофеев — уполномоченный ЭКО полпредства ОГПУ — активно участвовал в фабрикации «заговора в сельском хозяйстве», во главе группы оперативников курируя «вскрытие» его барнаульского филиала. По мнению своего начальника М. А. Волкова-Вайнера, Ерофеев показал себя не только хорошим чекистом, но и самодуром с «интеллигентским душком». Этот «душок», проявившийся в неподобающих разговорах, и сгубил активного чекиста. Летом 1934 г. на чистке М. И. Ерофеев был вычищен из партии как «сын крупного торговца, как двурушник (в тесном кругу товарищей вёл беспринципные разговоры о возникновении контрреволюционной организации в сельском хозяйстве как результате неправильной политики партии, одновременно старался прикрыть свои политические взгляды хорошим проведением следствия по этим группировкам), карьерист…»
Потом его восстановили, снова исключили, опять исключили-восстановили; летом 37-го он был окончательно изгнан из ВКП (б) за былую критику совхозов и связь с врагами народа. Во время чистки в 1934 г. исключили из партии и секретаря Секретно-политического отдела Д. К. Грищенко — «за скрытие соцпроисхождения из кулацкой среды, политическую пассивность и безграмотность»
[92].
На исходе 1934 г. кадровики Алексеева разоблачили ещё одного пробравшегося в «органы» врага. Им оказался скрывший родственников-«кулаков» чекист немецкого происхождения Б. Кооп, в первой половине 30-х годов работавший начальником Немецкого райотдела ОГПУ-НКВД на Алтае. Он верно служил режиму и однажды попал в опасную ситуацию: при раскулачивании в с. Гальбштадт 2 июля 1930 г. вспыхнуло короткое и бескровное восстание, во время которого Коопа на несколько часов арестовали и взяли в заложники.
Но этот эпизод не помог ему в 1934-м, когда Коопа сделали козлом отпущения и разоблачили как затаившегося кулака: 23 октября на бюро райкома ВКП (б) в присутствии секретаря крайкома К. М. Сергеева и замначальника Особого отдела УНКВД ЗСК К. Ф. Роллера по постановлению крайкома «за бездеятельность в борьбе с саботажем хлебопоставок и отсутствие борьбы с кулацкими элементами» чекист был выведен из бюро, исключён из партии и снят с работы. Дополнительно его обвинили в кулацком происхождении и допущении некоего «предательства» в аппарате райотдела. Изгнанный из НКВД, Кооп не позднее лета 1938 г. был осуждён как участник «фашистской организации».
В 1934 г. сотрудники управления НКВД вскрыли истинную классовую сущность начальника Иконниковского райотдела ОГПУ-НКВД П. В. Воробьёва. Он, оказывается, происходил из богатых крестьян, служил добровольцем в белом карательном отряде И. Н. Красильникова, скрывал сведения о дяде — жандарме и участнике Муромцевского крестьянского восстания, расстрелянном в 1930-м. В 1932 г. чекист «допустил искривление ревзаконности, выразившееся в истязании людей в милиции»; также он имел ранее строгий партвыговор с предупреждением за незаконное приобретение оружия. В декабре 1934 г. Воробьёв был исключён из партии как чуждый элемент
[93].
А вот нахальство начальника Купинского райотдела НКВД И. У. Абрамовича, попавшегося на шпионаже за партактивом, не вызвало негативной реакции у полпреда. В сентябре 1934 г. бюро Купинского райкома ВКП(б) отметило «исключительно антипартийный поступок» Ивана Абрамовича, «который, объективно пойдя по поводу слухов и клеветы обывательско-мещанских элементов», установил слежку за квартирами секретаря райкома, председателя райисполкома и начальника политотдела МТС с целью выявления фактов пьянства с их стороны.
Бюро заявило, что начальник райотдела неправильно информировал своё начальство и попросило Алексеева «разъяснить тов. Абрамовичу объекты слежки». Десять дней спустя полпред сообщил Эйхе, что все сообщения о скандальном поведении районного начальства подтвердились, а данных «о слежке со стороны Абрамович[а] не имею». Любопытного чекиста со временем просто перевели в другой райотдел.
Введение должностей заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в совхозах и МТС обострило ситуацию с кадрами. В некоторых районах оказалось по семь-восемь таких чекистских заместителей, что очень заметно повлияло на рост численности оперсостава. Новое пополнение нужно было спешно обучать. Но прежде всего его надо было получить — во многом за счёт местных ресурсов. Крайком 27 августа 1934 г. по письму Алексеева постановил: «Учитывая крайне напряженное состояние с кадрами для управления НКВД по краю, поручить т.т. Волкову и Яскерович разработать порядок по проведению отбора работников для управления НКВД… в количестве 75 чел.». Месяц спустя крайкомом была утверждена разнарядка по мобилизации 75 чел. по районам края
[94].
«Применял физическое воздействие»
О том, какая полицейщина процветала в чекистских рядах, говорит один красноречивый эпизод. Первомайской ночью 1933 г. чекисты с помощником начальника раймилиции ст. Тайга много часов наблюдали за подозрительным сборищем в доме машиниста Полицкого, семейство которого увлечённо играло в лото. Под утро они не выдержали и ринулись штурмовать дом: один выбил раму, влез в окно, выпалил в потолок и заорал: «Ложись!», другой ворвался в дверь. Как писал в ОГПУ и крайком секретарь райкома Чугунов, «конечно, всё перерыли, перепугали старых и малых, всех 8 чел. арестовали» и освободили только на следующий день. Проигнорировав вызов на бюро райкома, чекисты затем упрямо повторяли: «А зачем они собираются в квартире и трезвые сидят всю ночь?»
[95]
Любой арестованный считался заведомо виновным и подвергался жестоким допросам в случае отказа признать вину. А требовали признаний в том, что подследственный состоит в какой-либо заговорщицкой или хотя бы «вредительско-саботажнической» организации. Большинство чекистов служили ревностно и ради раскрытия очередной «организации» не жалели усилий. Тем более не жалели арестованных. Информация М. А. Клеймёнова о распространённости избиений арестованных в начале 1930-х гг. полностью подтверждается и материалами реабилитационных расследований 1950-х гг., и более ранними ведомственными проверками.
Пыточное следствие процветало и подчас самых «активных» приходилось осаживать. В июле 1932 г. были наказаны несколько сотрудников Анжеро-Судженского райгоротделения ОГПУ: особист Митрофан Соболев, сверхштатные уполномоченные Дмитрий Линов с Пантелеймоном Селивановым, а также Лазарев и Комосько. За участие в пытках арестованных 7 сентября 1932 г. Коллегией ОГПУ Соболев был осуждён на три года лагерей, но через 16 месяцев освобождён. Остальные получили по 15 суток ареста: Линов благополучно проработал в «органах» ещё 20 лет, Селиванова понизили до участкового коменданта, но одновременно он был избран в состав Анжеро-Судженской горКК ВКП (б), получив право вести следствие по проступкам коммунистов.
