После ареста в ночь на 27 июня 1937 г. из Алексеева за несколько недель точно так же выбили признания в заговорщицкой и шпионско-вредительской деятельности. Он признался в том, что во время работы в Лондоне был завербован британской разведкой, причём вербовщицей ему назначили ту самую черчиллевскую кузину Клэр Шеридан, в начале 1925 г. якобы обработавшую — с помощью полпреда Христиана Раковского — резидента ИНО Алексеева, после чего он в течение 10 лет снабжал англичан секретной информацией. А в 1935 г., прекратив шпионскую работу, был сразу завербован Ягодой в заговорщики…
Полгода спустя судьбу шпиона, заговорщика и вредителя решил лично Сталин, на стол которого 7 декабря положили перечень чекистов, подлежавших осуждению в так называемом «особом порядке». Вождь и его присные Молотов со Ждановым подписали листок, в котором среди двенадцати жертв был и Алексеев, тем самым обрекая своих ненужных более слуг на смерть без какого-либо юридического оформления. Так Алексеев, уведённый на расстрел 9 декабря, избежал комедии суда и узнал о своей судьбе в самые последние минуты. По тем временам это выходило немаленькой милостью.
В 1956 г. военная юстиция пересмотрела дело Алексеева. Обвинения в участии в заговоре Ягоды, шпионаже в пользу английской разведки в период 1925–1935 гг. и вредительстве при сооружении Волжской плотины были признаны несостоятельными. 20 июня 1956 г. Николай Николаевич был реабилитирован Военной коллегией Верхсуда СССР за отсутствием состава преступления. Изучением его карательной деятельности в Центральном Черноземье и Сибири при пересмотре дела юристы не занимались, рассмотрев обвинение формально: налицо казнённый без суда лагерный начальник, дело на которого сфабриковано от первой до последней строчки. Раз он не шпион, не заговорщик и не вредитель, значит, подлежит реабилитации. Так вот и пролез чекистский верблюд в игольное ушко советской юстиции.
Пуля как последнее похмелье (В. А. Каруцкий)
…Начальник управления НКВД по Западно-Сибирскому краю Василий Каруцкий летом 1936 г. покидал Новосибирск с большим конфузом. Приказ наркома Г. Г. Ягоды о снятии этого комиссара госбезопасности 3-го ранга (звание, соответствовавшее генерал-лейтенанту) содержал, помимо прочего, весьма жёсткую формулировку: «за моральное разложение». Местные партийные боссы лицемерно сокрушались на своих закрытых совещаниях — дескать, мы и ведать не ведали, что полтора года ловлей врагов народа у нас занимался отъявленный пьяница! Сами чекисты на партсобрании рвали на себе волосы и каялись: «С Каруцким пьянствовали видные наши работники-коммунисты, а кто-нибудь об этом сигнализировал? Нет». Но раз о его досуге узнали в Москве, логично предположить, что «сигналы» всё-таки были. Кстати, оказалось, что начальник управления ни разу не удосужился посетить ни партсобрания, ни даже заседания парткома, зато обожал банкеты и вечеринки за казённый счет, отчего в финансах УНКВД образовалась порядочная дыра…
Василий Абрамович Каруцкий не может похвастаться избытком внимания со стороны исследователей, хотя в чекистской среде 1920 — 1930-х гг. эта личность была весьма и весьма авторитетной. Его пристрастие к вину не считалось особенным грехом, а весёлый нрав и готовность к застольям позволяли обзаводиться широким кругом знакомств. По ряду обстоятельств он кратко «засветился» в наиболее информативных мемуарах (Г. Агабекова, М. Шрейдера, А. Мироновой), посвящённых видным деятелям госбезопасности.
В течение полутора десятков лет Каруцкий руководил крупными региональными подразделениями ОГПУ-НКВД, постепенно продвигаясь по служебной лестнице. Судьба бросала его из одного конца страны в другой, пока не привела к руководству столичными чекистами. Случилось это в нехорошем для очень многих чекистов 1938-м. Но Василий Абрамович не доставил удовольствия своим коллегам арестовать себя, а потом, после тайного суда, везти к подмосковной «Коммунарке» — бывшей даче наркома внутренних дел Ягоды, на чьей обширной территории нередко и расстреливали видных гебистов. Своей судьбой он распорядился сам…
Из всех предвоенных начальников управления НКВД по Запсибкраю В. А. Каруцкий был единственным сибиряком, уроженцем Томска. Выходец из мещанского сословия, он родился в феврале 1900 г. в семье приказчика и к началу гражданской войны как раз успел закончить томскую гимназию и пройти один курс юрфака Томского университета. При Колчаке юношу в марте 1919 г. мобилизовали в армию, определив в музыкальную команду. У белых Василию не понравилось, и через два с половиной месяца этот полноватый увалень, пользуясь слабостью надзора за музыкантами, сбежал к партизанам — слушать, как выразился бы Александр Блок, «музыку Революции». Так следует из официальных анкет нашего героя: дескать, в марте мобилизован, а в июне уже дезертировал
[129].
Иную версию, изложенную по свежим следам осенью 1921 г., можно обнаружить в автобиографии славгородского чекиста Аркадия Лифшица, который как студент-медик был мобилизован колчаковцами в августе 1919 г. в 46-й полк: «Здесь я познакомился с Каруцким и Костей (фамилии не могу запомнить), которые имели связь с [Е. М.] Мамонтовым, стоя во главе подпольной организации. Благодаря им, их работе было устроено восстание в полку, и полк перешёл на сторону партизан Мамонтова, перебив офицеров». В пользу этой версии говорит и редкость такой фамилии, как Каруцкий, и то, что мамонтовцы воевали на Алтае — именно там, где начиналась советская карьера Василия
[130].
Из этого сообщения также следует, что к партизанам Каруцкий и его товарищи ушли отнюдь не в июне, ибо восстание 43-го и 46-го полков, расквартированных в селе Поспелиха под Барнаулом, произошло только 28 ноября 1919 г. Воспользовавшись тем, что многие офицеры были отправлены на лечение в Барнаул, заговорщики 43-го полка связались с 46-м, перестреляли всех остававшихся командиров, отбили атаку верных Колчаку войск и ушли к партизанам.
С другой стороны, официальная биография Василия Каруцкого говорит о том, что уже с 6 ноября он был сотрудником так называемого Западно-Сибирского облакома — органа советской власти на обширной территории, отбитой алтайскими партизанами к началу осени 1919 г. У повстанцев он воевал, похоже, совсем недолго, но вполне успешно: 10 декабря 1919 г. красные партизаны победоносно вошли в Барнаул, и Каруцкий стал членом Алтайского ревкома. Одновременно с 15 декабря он вошёл в состав следственной комиссии при ревкоме (прообраза будущей губернской чека), а затем был определён в военные следователи ревтрибунала 26-й дивизии, базировавшейся на Алтае. Так начатки юридического образования, полученного при белых, определили его жизненный путь.
В мае 1920 г. Каруцкого перевели в военные следователи ревтрибунала знаменитой 5-й армии Восточного фронта, разбившей Колчака и дислоцированной в Сибири. Полгода спустя его приняли в партию, а не позднее февраля 1921 г. молодой трибуналец уже работал начальником секретно-оперативной части и одновременно замначальника Особого отдела Восточно-Сибирского военного округа, которым руководили Л. И. Коган и М. Д. Берман. Это подразделение, занимавшееся как отслеживанием нелояльных элементов в воинских частях, так и борьбой со шпионажем и охраной границ, имело штат, сопоставимый с численностью губернской ЧК. Таким образом, Каруцкий сразу вписался в штат политической полиции, выдвинувшись за несколько месяцев в число ведущих военных контрразведчиков региона.
