– А это, друг Илья, первитин! Немецкая «дурь», причем разрешенная. Глотнешь такую, и все тебе нипочем. В этих таблетках – смесь юкодала, кокаина и первитина. Снимает усталость, поднимает настроение, прибавляет сил. «Эликсир мужества»! Видал в хронике, как фрицы шагают по захваченной деревне – веселые, бодренькие, энергичные? Им бы усираться от страха, а они примут первитинчику – и все путем! Понял теперь, в чем заключается храбрость гитлеровцев? Вот в этой вот банке!
– Теперь я их еще меньше уважаю.
– Ну и правильно. Ты, вот что, прихвати упаковочку. Может пригодится.
Полчаса ушло на то, чтобы затарить консервы, печенье, сыр, настоящий кофе и табак – пайки-то офицерские. И вино присутствовало, и даже копчености, а главное – хлеб. Свежий ржаной «пумперникель», как бы не утренней выпечки.
– Собираемся, – сказал Репнин, – а трапезничать вечером будем. По машинам!
Четыре «Тигра» и «Пантера» выбрались на шоссе и покатили в направлении Прилук.
Из воспоминаний лейтенанта Г. Фукалова:
«…Вот мы приходили на исходный рубеж. Когда сигнал прозвучит – это или ракета или команда по рации «555», проходим вперед, а пехота уже за нами идет. Но в первых боях получалось, что пехота залегла под сильным обстрелом, а мы, считай, оторвались. Нас выбивают, а пехота сзади отстала. Тогда стали делать так – пехоту поднимали. Помню, в одном бою вижу в перископ – командир бежит с пистолетом «Ура!», а много азиатов, и за ним никто не поднимается…
Тогда наш взвод повернул обратно, пошли по траншеям, вот тут пехота поднялась и пошла. Расшевелили их… Вот такой случай тоже был. В общем, 12 июля пошли в наступление, а уже 17-го мой танк сожгли – как это обычно случается, в наступлении.
Первое попадание было по башне – сразу все лампочки в машине погасли. Следующее попадание – у меня зеркальные перископы полопались. А главное, такое ощущение, что тебя в бочку посадили и молотом по ней лупят… Потом еще удар, и, видимо, снаряд попал в маленький лючок механика, потому что прошел в машину, но над боевой укладкой. У нас же все под ногами, в кассетах. И попал в машинное отделение, машина сразу загорелась. Я механика хватаю за комбинезон и чувствую, что он обмяк. Значит все, готов…»
Глава 10
Feuer und tod!
[5]
Окрестности шоссе на Прилуки.
27 сентября 1943 года
Ближе к обеду аж две «рамы» повисли в небе. Различить с высоты танковый взвод не сложно, и Репнин, от греха подальше, юркнул в лесной массив, удачно попавшийся по дороге.
Развесистые осокори переплетали ветви над узкой колеей – сверху не разглядишь, – но тревога не покидала Гешу.
Уж больно плотно за них взялись. Видать, уничтожение штаба сочли великим злом. А может, кто известный погиб у МТС и в Берлине решили обязательно покарать русских варваров?
Неожиданно плотная поросль деревьев поредела и разошлась, открывая большую поляну, вздыбленную ямами и валами земли, уже поросшими травой. Видать, тут кого-то усиленно бомбили в 41-м. Вон и «тридцатьчетверка» без башни ржавеет…
Иваныч погнал вперед, торопясь побыстрее одолеть открытое пространство, и тут Репнина пронзило чувство опасности – словно ледяной иглой кольнули, да так, что волосы на загривке дыбом.
– Разворачивай! Влево!
Мехвод ударил по тормозам и развернул танк. Вовремя – снаряд, едва не угодивший в борт, пролетел мимо.
– Это засада! – крикнул Борзых.
– Фугасными! Живо!
– Есть! – завопил Мжавадзе. – Готово!
Федотов тут же выстрелил, не дожидаясь команды. Осколочно-фугасный ударил между двух бугров, явно насыпанных недавно – сырая земля еще не просохла, и вверх подскочило дуло противотанкового орудия.
Еще пара танков, сориентировавшись, выдала дуплетом – дуб, перебитый у комля, рухнул на артиллеристов.
– Огонь! Огонь! Иваныч, задний ход и разворот!
– Есть!
«Тигр» послушно отполз, сминая подлесок, и развернулся. Успели!
Снаряд куда большего калибра, чем первый, усвистал в лес. И тут же, давя молодую поросль, на поляну выполз «Фердинанд».
Самоходка зарывалась в рыхлую почву, быстро развернуться точно не могла, но, видимо, немцы были уверены в непробиваемости лобовой брони. Лобовой – да. Ну, так есть же еще и бортовая…
– Второй! Бей этого «слона»!
Лехман тут же выстрелил, но снаряд, выпущенный под очень острым углом, ушел рикошетом. Репнину повезло больше – со второго выстрела он поразил борт «Фердинанда», и вся эта груда металла встала колом.
Репнин быстро оглядел поляну. Машина Полянского была подбита, танкисты покидали «Тигр» через верхние люки и через маленький эвакуационный, сбоку башни. Танк Каландадзе горел…
– Суки! Там еще один!
Второй «Фердинанд» лишь высунулся из зарослей и тут же выстрелил, попадая по танку Репнина.
«Тигр» сотрясся. Судя по звукам, снаряд развалил и катки, и гусеницу. Геша встряхнулся – все плыло перед ним, как после нокдауна.
– Живо из танка! Иваныч и ты, Ванька! Жорка, бронебойный!
– Башню заклинило!
– Знаю! Клади! И уматывай! Санька, сейчас эта сука выползет!
– Понял! Как раз под дулом!
«Сука» и впрямь выползла на поляну, разворачиваясь, загребая гусеницами дерн. Пушка выстрелила, поражая танк Лехмана, пробивая мотор насквозь. Вспыхнуло пламя.
– Огонь!
Выстрел из подбитого, покосившегося танка стал для фрицев неожиданным, но удивиться как следует они просто не успели – борт самоходки проползал в каких-то метрах от дула танкового орудия. Выстрел – и снаряд пробуравил броню, как саморез – дощечку. Рвануло знатно, и тут же самого «Тигра» тряхнуло.
– В моторное влепили! Горим!
– Ходу отсюда! «Шмайссер» захвати!
– А ты, командир?
– Часики заведу…
Кряхтя, Геша пролез к деревянному ящику противотанковой мины и завел механизм на четыре минуты.
– Командир!
– Иду!
Покидая танк через верхний люк, Репнин первым делом окунулся в жирный черный дым, а в следующую секунду его руку обожгла пуля.
Матерясь на все лады, Геша скатился на броню, а с нее на землю, изрытую гусеницами.
– Сюда, командир! – разнесся крик Борзых. – Мы здесь!
Послышалась очередь из автомата, потом еще одна. Смешались крики на русском и немецком. Рукопашная…
Репнин отполз в кусты и поднялся на колени, зажимая рану. Вроде ничего серьезного… Болезненно, но не смертельно. Но болезненно-то как…
