Геша испытал облегчение, когда ему сменили повязку и обработали рану – окрепла надежда, что он еще протянет годик-другой. А там, глядишь, и полвека пройдет…
Тихонько пошептавшись с Ильей и Леонидом, Репнин выработал пару вариантов простенького плана отрыва.
– Группе! – гаркнул штабс-вахмистр. – Ин линье цу айнем глиде ангетретен!
[6]
Пушкари живо построились, и штрафники не стали отставать, верные ordnung und disciplinen
[7], тоже встали по стойке смирно.
– Ауфштайген!
[8]
Немцы и русские грузно разбежались. Штрафники, помогая раненым, заняли весь кузов «Опеля-Блиц», следовавшего последним в колонне – пушка за ним прицеплена не была, машину загрузили боеприпасами.
Репнин устроился в кабине. Водитель – белобрысый, совсем еще молоденький парнишка – с восторгом и почтением смотрел на Гешу, раненного, небритого, бывалого.
Репнин усмехнулся.
Грузовик мерно подвывал мотором, качаясь на неровностях дороги, и Геша несколько расслабился. Да и чего напрягаться?
Немцев немного, чуть больше, чем самих штрафников. Если что, справимся…
Выглянув в окно, Репнин увидал далеко впереди, за лесистой кромкой горизонта, дымы, по косой уходившие в небо. Приближалась линия фронта.
Волноваться об этом Геша не стал – Илья и сам должен будет сообразить, когда наступит подходящий момент. Слава богу, водила у них неопытный, не смог выдерживать дистанцию, отстал от основной колонны. Вот и хорошо…
Когда «Опель», качавшийся впереди, свернул налево, за длинное приземистое сооружение с проваленной крышей, Полянский постучал по крыше кабины. Шофер дернулся, ударил по тормозам, и Репнин тут же поднял трофейный «вальтер»:
– Аустайген! Шнелле!
[9]
Белобрысый не то что вышел – вывалился наружу. Растерянный, перепуганный, он прижался к бревенчатой стене.
Иваныч ловко перелез из кузова на подножку и просунулся в кабину.
– Здорово, командир! – осклабился он.
– Шнелле! – улыбнулся Геша.
– Эт-можно…
Мотор набрал обороты, и грузовик понесся, заворачивая направо. Репнин мельком увидел далеко впереди остановившуюся колонну. Вряд ли герр штабс-вахмистр что-нибудь разглядит с такого расстояния. А пока белобрысый доберется до своих…
Наверное, следовало бы шлепнуть шофера, но это как-то не комильфо. В бою – да. Эсэсовца – всенепременно. А этого пацана…
Господи, да он не то что убить, а и на труп поглядеть не сподобился!
Бедный гнал перелесками, лишь изредка выбираясь на дорогу. Линия фронта пролегала уже совсем близко. Знать бы, где ее лучше всего пересечь.
Покряхтывая, Репнин вытащил немецкую карту и с трудом определился. Вроде здесь они. Тогда…
– Иваныч! Сейчас надо будет проверить… Ага! Вон указатель! Та-ак… Скоро будет поворот, там речушка и мост. Если мост… того, бери левей, там должен быть брод.
– Понял, тащ командир!
Фельджандармерия на паре мотоциклов с колясками появилась неожиданно, как чертики из коробки. Немцы в касках, с блестящими горжетами на груди, замахали жезлами, требуя остановиться, но у штрафников были свои приоритеты.
Загрохотали сразу два пулемета и несколько «шмайссеров». Боя не вышло – пули изрешетили фельджандармов.
– Илюха! Володька! Гляньте мотоциклы! Если есть целый, садитесь, двинетесь первыми! Разберитесь, кто за руль, а кто за пулемет.
– Есть!
Полянский и Каландадзе живо поскидывали убитых немцев, занимая мощный «Цундап».
– Вперед!
Мотоцикл затарахтел, разворачиваясь, и помчался впереди. Иваныч выжал сцепление и двинул следом.
Мост через речку, как ни странно, был цел и невредим и трехтонку выдержал – «Опель-Блиц» переехал на другой берег и скрылся в роще.
Канонада была слышна весьма отчетливо, до передовой оставались считаные километры. Вот деревья разошлись, открывая небо, и стали видны две дерущиеся стаи – меж реденьких облачков крутились и вертелись «мессеры» и «лавочки».
– А ну, стой! Хальт, я тебе говорю!
Грубый голос прозвучал так близко, что Иваныч инстинктивно выжал тормоза – Репнин едва не стукнулся лбом о ветровое стекло.
– Это кто тут такой раскомандовался? – крикнул Илья из кузова, боясь, как бы их свои не перестреляли.
– Кто такие?
– Представься сначала! Не фриц ли?
– Сам ты фриц!
Из-за деревьев вышли человек десять в советской форме, с ППШ наперевес.
– Лейтенант Краюхин, разведка, – представился лобастый крепыш.
– Танкисты мы, – сказал Репнин. – Штрафники. Гуляли по тылам.
– Имя! Звание!
– Лейтенант Лавриненко.
– Тю! – удивился разведчик-усач. – Та я ж його знаю! У «Правди» фото було. Цэ ж танкист, шо двести танков подбыв!
– Да больше уже, – улыбнулся Геша.
– Панас, проводи танкистов до штаба, – распорядился Краюхин.
Усач тут же вскочил на подножку и махнул Бедному левой рукой, которой сжимал ППС:
– Поихалы!
Не сказать, что возвращение в ОШТБ было радостным, но приятство крылось уже в самом возврате – не все до него дожили.
Рогов очень оживился, увидав Репнина. Поздравил с победами, сообщив, что штрафники, сами того не зная, прогремели на весь фронт своими похождениями.
Геше, если честно, было все равно, гремели они или погромыхивали, но потом и у него случился праздник – комбат устроил танкистам настоящую баню, выдал тушенку и водку, после чего приказал спать хоть до самого обеда.
И штрафники, постанывая от наслаждения, попарились, наелись, напились и спать залегли. До обеда.
* * *
…22 сентября 3-й танковый вышел на рубеж шоссе Чернигов – Киев и вел бои на подступах к Козельцу. Артиллерия открыла огонь по обороне противника, а десятки «Илов» помогали пушкарям, обстреливая и бомбя вражеские позиции. За минуту над немецкими окопами поднялись в ясное сентябрьское небо столбы дыма
[10].
Танкисты пошли в наступление на село Булаховое. К селу вела дорога, обсаженная тополями, и по ней двигалась большая колонна немецких машин с пехотой.
